Вампир. История лорда Байрона - Том Холланд

— Но паша, — прервала Ребекка Байрона, — когда вы увидели его на скале — был ли это сон? Лорд Байрон холодно посмотрел на нее.

— Мы остановились в Янине еще дней на пять, — продолжал он, игнорируя ее вопрос. — И снова в другом конце двора стояли татарские стражники, и я предположил, что Вахель-паша несмотря на то, что рассказали нам слуги визиря, тоже остался в Янине. Тем не менее я ни разу не видел его, но взамен… — Тут он снова бросил тяжелый взгляд на Ребекку. — Он приснился мне, но не в обычном сне, ощущение реальности происходящего было таким сильным, что я не был полностью уверен, что смогу проснуться после всего этого. Паша мог безмолвно явиться ко мне мертвенно-бледным призраком, войти в мою комнату, подойти к моей кровати или иногда встретиться мне на улицах или в горах. Я бывал застигнут сном — в необычное время; казалось, будто кто-то усыпляет меня. Я пытался сопротивляться приступам дремоты, но всегда сдавался, и тогда появлялся паша, прокрадываясь в мой сон, как вор в комнату.

Лорд Байрон замолчал, и закрыл глаза, словно пытаясь еще раз поймать образ призрака

— Я чувствовала то же, — с волнением произнесла Ребекка. — Там, в склепе, когда вы держали меня на руках, мне казалось, что вы мне снитесь.

Лорд Байрон удивленно поднял бровь.

— Правда? — спросил он.

— И паша так же являлся вам? Он пожал плечами.

— Так вы встретились с ним в конце концов?

В глазах вампира мелькнули завораживающие

огоньки.

— Мир сновидений нам недоступен, — проговорил он. — Граница между смертью и жизнью неясна

Он печально улыбнулся и засмотрелся на мерцание пламени свечи.

— Там был монастырь, — произнес он наконец. — Мы посетили его вечером перед отъездом. Он был построен на острове, окруженном озером. — Лорд Байрон поднял взгляд. — В мою первую ночь пребывания здесь я видел, как от этого острова отплывала лодка. Единственно по этой причине я и раньше хотел повидать монастырь. Но, по словам Атанасиуса, прежде посещение монастыря невозможно было устроить. Он рассказал, что один из монахов был найден мертвым и поэтому монастырь нужно освятить. Я спросил его, когда умер монах. В день нашего прибытия в Янину, ответил он мне. Тогда я спросил, как умер монах. Атанасиус покачал головой. Нет, этого он не знал — жизнь монахов всегда была тайной.

— Но теперь монастырь открыт, — добавил он.

Мы высадились на берег. Пристань была пуста, так же как и деревня вдалеке. Мы зашли в монастырь, Атанасиус крикнул, но никто не отозвался в ответ, и я заметил, что он нахмурился.

— Сюда, — неуверенно произнес он, открывая перед нами дверь в небольшую боковую часовню.

Хобхауз и я последовали за ним, часовня была пуста, но мы задержались, чтобы осмотреть стены.

— «Страшный суд», — произнес он, указывая на жутковатую фреску.

Изображение дьявола особенно поразило меня; он был и прекрасен и ужасен одновременно, совершенно белый, за исключением пятен крови у рта. Я заметил, что Атанасиус следит, как я рассматриваю фреску, но он поспешно отвернулся и снова позвал монахов. Хобхауз присоединился ко мне.

— Он похож на того пашу, — заметил он.

— Сюда, — быстро сказал Атанасиус, словно в ответ. — Нам нужно идти.

Он провел нас в центральную церковь. Сначала я подумал, что она тоже пуста, но потом заметил фигуру бритоголового человека в струящихся одеждах, склонившуюся над столом у дальней стены. Человек обернулся к нам и медленно поднялся. Свет, падавший из окна, осветил его лицо. Если раньше его лицо покрывала бледность, то теперь на щеках Вахель-паши играл румянец.

— Милорды англичане? — спросил он.

— Я лорд, — ответил я ему. — Хобхауза вы можете не принимать в расчет. Он простолюдин.

Паша медленно улыбнулся и приветствовал нас обоих с церемонным изяществом. Он произнес приветствие на чистейшем французском (раньше мне ни у кого не приходилось слышать такого чистого произношения), который очаровал меня, так как звук его походил на серебряный звон.

Хобхауз спросил, где тот изучал французский. Паша рассказал, что очень давно был в Париже, еще до Революции и Наполеона. Он показал на книгу.

— Только моя жажда к познанию привела меня в город огней. Я никогда не был в Лондоне. Вернее, был — один день. Каким великим он стал. Я помню времена, когда он был ничем.

— Ваши воспоминания, должно быть, долговечны. Паша улыбнулся и склонил голову.

— Мудрость, которой мы обладаем здесь, на Востоке, долговечна. Не так ли, грек?

Он взглянул на Атанасиуса, который, запинаясь, пробормотал что-то невразумительное, трясясь в складках жира.

— Да, — сказал паша, наблюдая за ним с безжалостной улыбкой, — мы на Востоке понимаем много такого, что никогда не будет доступно Западу. Вы должны помнить об этом, господа, если путешествуете по Греции. Просвещение не только открывает, но иногда может скрывать правду.

— Например, ваше превосходительство? — спросил я.

Паша поднял свою книгу.

— Я очень долго разыскивал ее, чтобы прочесть. Ее нашли для меня монахи Метеоры и принесли сюда. В ней рассказывается о Лилит, первой жене Адама, развратной царице, которая обольщала мужчин на улицах, в полях и пила их кровь. Я знаю, что для вас это суеверие, просто вздор. Но для меня, а также для нашего греческого друга это нечто большее. Это завеса, которая одновременно скрывает и приоткрывает правду.

Воцарилась тишина. Вдалеке я услышал колокольный звон.

— Мне интересно знать, — сказал я, — сколько правды заключено в историях о кровопийцах, которые мы слышали?

— Вы слышали другие истории?

— Да. Мы остановились в деревне. Там нам рассказали о тварях, называемых вурдалаками.

— Где это было?

— Близ реки Ахерон.

— Вам, вероятно, известно, что я властитель Ахерона?

Я взглянул на Атанасиуса. Тот блестел, как кусок сала. Я повернулся к Вахель-паше и покачал головой:

— Нет, я не знал об этом.

Паша пристально посмотрел на меня.

— Много историй рассказывается об Ахероне, — спокойно молвил он. — У древних греков умершие тоже пили кровь.

Он взглянул на книгу и прижал ее к груди. Казалось, он готов был что-то сказать мне, свирепая страсть внезапно озарила его лицо, но оно тут же померкло, уступив место мертвенной маске, и только нотки холодного презрения были слышны в голосе Вахель-паши, когда он заговорил.

— Вы не должны обращать внимание на россказни крестьян, гш1огс1. Вампир — это древнейший миф человечества. И чем же стал он, побывав в руках моих крестьян? Жалким идиотом, шатающимся пожирателем плоти. Чудовище, выдуманное чудовищами. — Он усмехнулся, сверкнув белизной зубов. — Вы не должны бояться вампира крестьян, гш1огс1