Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной - Александр Филичкин

Мужчина вставил ее в уголок рта и зажал губами. Только сейчас Григорий заметил, что Старик не оставил свой карабин на бруствере, как молодые бойцы, измотанные ожесточенным боем. Он продолжал держать его в руках, прочно уперев приклад в землю. Собеседник перехватил взгляд парня, утвердительно кивнул и сказал:

— Мое оружие всегда со мной. В случае чего, не нужно будет искать, где я его оставил. Да и чем меньше оно на земле валяется, тем надежнее работает.

Пристыженный словами солдата, Григорий привстал с земли. Стараясь не высовываться из окопа, взял свою винтовку за приклад и потянул на себя. В следующий миг в земляной бруствер ударила пуля, выпущенная немецким стрелком. Парень рывком сдернул оружие с наружной стенки окопа и мешком плюхнулся на дно траншеи.

— Увидел снайпер твой винторез и караулил, когда ты возле него появишься, — спокойно прокомментировал выстрел Старик. — На его месте я бы подождал, пока ты башку из окопа высунешь.

Григорий вытер ладонью разом вспотевший лоб. Затем, действуя рукавом гимнастерки, принялся тщательно счищать с оружия налипшую сухую землю.

— Да не трусь ты, парень, — лениво бросил Старик. — Тебе еще не скоро помирать. В ближайшие сутки ты точно не окочуришься.

— А вы откуда знаете? — дрогнувшим голосом спросил Григорий. Он и сам не заметил, как перешел на столь уважительное обращение в общении с этим странным оборванцем.

Мужчина ответил далеко не сразу. Никуда не торопясь, он достал из подсумка снаряженную обойму. Выщелкнул из нее один патрон и вернул магазин на место. Сильными, узловатыми пальцами быстро раскачал остроконечную пулю. Осторожно вывернул ее из гильзы и отбросил в сторону. Выдернул из прорехи в бушлате кусочек ваты и скатал ее в плотный шарик.

Совершенно не понимая смысла производимых действий, Григорий удивленно смотрел на новоявленного соратника. Однако поторопить Старика с ответом он даже и не попытался. Парень прекрасно понимал, что, пока боец не закончит свои странные, шаманские манипуляции, он ничего не скажет. А узнать, что тот имел в виду, хотелось очень сильно. Хотелось так, что даже появилась легкая дрожь в коленях.

Мужчина вставил ватный катышек в открывшееся отверстие и тщательно заткнул сужающееся устьице гильзы. Привычным, ловким движением откинул затвор карабина. Вставил в него странно приготовленный патрон и послал в ствол. Затем направил оружие на стенку окопа и нажал на спусковой крючок. Сухо щелкнул холостой выстрел.

Из ствола вылетело облачко дыма и какой-то небольшой комок. Тлеющий кусок ваты ударился в землю и упал на дно траншеи. Старик быстро зажал карабин между коленей. Свободной рукой подцепил багряный уголек маленькой щепочкой и поднес к самокрутке. Несколько раз затянулся, и по окопу разнесся едкий запах горящей махорки. Старик тонкой струйкой выдохнул дым себе под ноги и разогнал его свободной рукой.

Не успел боец досмолить свою сигарету и до половины, как с обеих сторон окопа к нему потянулись другие солдаты. В основном это были пожилые, битые жизнью пехотинцы. Каждый из них держал в плотно сжатых губах свернутую самокрутку и торопился поскорее оказаться возле открытого огня. Осторожно пригибаясь, они пробирались к Старику. Быстро прикуривали и тотчас возвращались на свое место.

«Хорошо, что я не привязался к этому мерзкому зелью, — неожиданно подумал Григорий. — А то мучился бы теперь, как они. Да и немцы могут заметить клубы дыма и шарахнуть по этому месту из всех стволов», — он нетерпеливо заерзал на месте. После чего постарался сообразить, в какую сторону лучше бежать, если послышится жуткий вой падающей мины. Вспомнил, что в трех метрах справа есть неглубокий карман в стенке окопа, и немного успокоился.

К счастью, все обошлось, и на этот раз обстрела не последовало. Старик докурил самокрутку до самого конца. Неторопливо растер подошвой сапога тлеющий кусочек бумаги, оставшийся от сигареты. Посмотрел на притихшего Григория и, словно не прерывался ни секунду, продолжил говорить тихим уверенным голосом:

— В самом начале этой войны я совершенно случайно оказался в полковой артиллерии и на старости лет стал заряжающим в расчете семидесятишестимиллиметровой пушки. Ну и тяжелая это работа, должен тебе доложить. Вроде бы шесть килограммов это не так и много, а ты попробуй понянчи эти проклятые снаряды. Побегай с ними, пригнувшись, туда-сюда во время боя. Сначала вроде бы ничего, а потом ноги болят, руки отваливаются, а спину так ломит, что и сказать нельзя.

Ну, да дело не в этом. Однажды утром около десяти немецких танков прорвали нашу оборону. В один миг смяли все шесть наших сорокапяток и выскочили прямо на мою батарею. Ну, тут, сам понимаешь, началась такая кутерьма, что не приведи Бог такое еще раз пережить. Вот тогда все и случилось.

Вражеский снаряд попал точнехонько в наше орудие и разнес его вдребезги. Хорошо, что я в тот миг помчался к ящикам с боекомплектом и успел отбежать от пушки на несколько метров. Одним словом, побило весь расчет насмерть, а меня лишь отбросило в сторону и очень сильно контузило.

Нужно сказать, что в тот раз позицию мы все-таки удержали. Фашисты сильно торопились к Москве, поэтому не стали нас добивать, а просто объехали капониры и покатили дальше. На наше счастье, за ними не шла пехота, как это обычно бывает. Не то перестреляли бы нас из своих автоматов, как куропаток на лугу. — Старик на секунду замолк. — Так вот, — продолжил он тотчас, — где был ближайший госпиталь, наш командир, естественно, не знал. Связи с тылом у него не было, так что остался я на батарее, как и все остальные раненые. На удивление быстро я отлежался и уже на следующий день вернулся к орудию. Понятно, что уже к совершенно другому. К тому времени у нас осталось всего около половины пушек, а прислуги и того меньше. Каждый человек был на счету.

Наших парней, тогда смерть косила, словно хороший жнец в летнюю страду. Не успевали пополнение подвозить. Только молодежь подъедет, глядь, после боя опять я почти что один в поле остался. Я даже говорил своему командиру батареи: «Что вы мне этих сосунков присылаете? Зачем их губить? Все равно сразу погибнут. Давай я один буду у орудия вертеться. Уж чего-чего, а в прущий на меня танк я в любом случае попаду. На прямой наводке не промахнусь». А он мне ответил: «Пока ты в одиночку разок стрельнешь, полный расчет с пяток снарядов выпустит. Глядишь, в кого-нибудь попадут. Вот и считай, сколько танков мимо тебя к Москве прорвется». Так и пошло дальше все, как было.

Ну, так я не об этом. Должен тебе сообщить, что та контузия, уже не помню, какая по счету, не прошла даром. После взрыва у меня начала сильно болеть голова и полностью пропал слух. Да еще перед глазами постоянно кружились, плавали и мерцали разнообразные разноцветные ленты. Правда, мне невероятно повезло, и спустя несколько дней почти все бесследно исчезло.

Почти, да только не все. Вскоре выяснилось, что я стал замечать на лбу некоторых парней какие-то круглые, очень яркие пятна. Они выглядели словно печати на документах и сильно походили на крупный светящийся глаз. Некоторое время я даже не мог понять, что бы это значило, но постепенно начал догадываться.