Король-Солнце Людовик XIV и его прекрасные дамы - Наталия Сотникова

После бракосочетания короля в воздухе как будто неустанно присутствовал дух Гименея. Состоялась свадьба младшего брата короля с Генриэттой Английской; принцессу Маргариту-Луизу просватали за Козимо III, великого герцога Тосканского; Франсуазу-Мадлен – за герцога Савойского. Луиза де Лавальер оказалась в сложном положении: ей, бесприданнице, надеяться было не на что.

Судьба явилась к ней в лице дальней родственницы, Мадам де Шуази, вдовы бывшего главы канцелярии герцога Гастона Орлеанского, заядлой интриганки, принятой при дворе. Ее сын водил дружбу с молодым Филиппом Орлеанским, который как раз занимался набором штата фрейлин для жены. В свои семнадцать лет Луиза, отнюдь не красавица, всем своим существом излучала скромную, непритязательную прелесть. У нее были густые льняные волосы с серебристым отливом, огромные голубые глаза, прекрасный цвет лица (слегка меченного следами перенесенной в детстве оспы, но в то время это не было редкостью) и плавная походка, которую не портило легкое прихрамывание (в детстве Луиза то ли сломала, то ли вывихнула лодыжку, и неумелое врачевание оставило свой след, который никоим образом не мешал ей восхитительно танцевать). Невзирая на неровные зубы, худобу и чуточку крупноватый нос, унаследованный от отца, по свидетельству современников, она обладала «необъяснимым очарованием». Многие писали о ее исполненном добротой взгляде с поволокой, «проникавшем в душу», и нежном голосе, «доходившем до самого сердца». К сожалению, некому было объяснить девушке, в какой жестокий мир интриг, зависти и предательства вступает эта невинная душа, не умудренная опытом великосветской жизни. Радовались все: и чета Сен-Реми, у которой оставалось на руках еще трое детей (в этом браке на свет появилась также общая дочь); и принцессы-подружки, и доброхотная Мадам Шуази. Во внеочередной раз собрался опекунский совет: надлежало экипировать для службы при дворе новоназначенную фрейлину и ее брата, поступившего в кадеты королевского двора. Совет уполномочил мать Луизы и Жана-Франсуа сделать заем, который обеспечил бы их поступление на службу при дворе в достойном виде.

Как это ни странно, однако скромные качества Луизы тотчас же оценил первый красавец двора, записной сердцеед граф де Гиш, и начал настойчиво ухаживать за ней, но девушка наотрез отвергла все его притязания. Он быстро перенес свое внимание на герцогиню Орлеанскую, которая не сразу поняла, что Луиза из «ширмы» превратилась в соперницу, которой нельзя пренебречь. Для дочери и сестры короля Англии это было более чем оскорбительно, хотя король, когда в нем пробудилась искренняя влюбленность в Луизу, стал действовать более осмотрительно, не оказывал ей знаков внимания днем, но по вечерам не отходил от экипажа, в котором ехала фрейлина.

Весьма популярно предание, что Людовик случайно подслушал в парке разговор фрейлин, в нем Луиза призналась в своей тайной любви к королю, которой суждено остаться безответной по причине разделяющей их сословной пропасти. Эта легенда утвердилась с легкой руки писателя А. Дюма, но историки доказали полную ее несостоятельность. Король начал с первого шага всех влюбленных: посылал предмету своих воздыханий записочки, которые было доверено доставлять его первому шталмейстеру Беренгану. Девушка отказалась принять первое послание, спрятала на груди второе и ответила на третье. Причем, не будучи искушенной в искусстве сочинения подобных посланий, она попросила составить ответ поэта Исаака Бенсерада, промышлявшего созданием балетных либретто для дворцовых развлечений:

– Ответьте за меня, потому что вы умеете сказать «нет» так, как будто говорите «да».

В то время умение кропать стишки считалось обычным делом для грамотного человека. Начал писать стихи и король. Как-то Луиза получила утром букет цветов со вложенной в него запиской:

Надо полагать, ответ Луизы был также сочинен Бенсерадом:

Увлечение короля поэзией продлилось недолго, ибо он как-то, не раскрывая имени автора, отдал очередное творение на суд маршала де Граммона, который с резкой прямотой, свойственной вояке, признал стихи слабыми. Луи перешел на прозу, но времени на эти излияния, которые отправлялись даме сердца два-три раза в день, у него не хватало, и он возложил это поручение на маркиза Ф. Данжо[20]. Послания пошли таким потоком, что Луизе уже было затруднительно отвечать на них, и она также обратилась к маркизу с просьбой отвечать на письма возлюбленного. Данжо довольно долго переписывался сам с собой, пока терзаемая муками впадения во грех лжи Луиза не повинилась своему царственному возлюбленному. К счастью, Луи воспринял эту историю как комическое недоразумение, искренне хохотал и с еще большим благоволением стал относиться к Данжо за его эпистолярный дар и проявленное умение хранить тайны.

По-видимому, король понял, что Луиза любит его самого, а не ореол правителя, и это покорило его. Безусловно, девушка завоевала его сердце не только своим мастерством отчаянной наездницы, но и своей любовью к музыке и пению, познаниями в литературе и истории, умении выразительно танцевать в балетах. Да и вся манера держаться этого чистого, временами по-детски наивного создания разительно отличалась от поведения окружавших его девиц и дам, неприкрыто соревновавшихся в охоте за благосклонностью короля.

Луизе не было суждено долго бороться со своей страстью. Как это ни странно, но преградой на пути влюбленных стало элементарное отсутствие места, где они могли бы без помехи предаться близости, которой так жаждали. Все покои замка представляли собой натуральный проходной двор, совершенно непригодный для уединения, к тому же Луизе приходилось разделять комнату с другими фрейлинами. На помощь пришел еще один поверенный в сердечных делах короля, граф де Сент-Эньян, первый камергер и губернатор Турени. Он давно знал Луизу, поскольку в свое время служил капитаном гвардейцев-телохранителей герцога Гастона Орлеанского. Граф учтиво предоставил в распоряжение короля свою комнатку на самом верхнем этаже замка, и там летней ночью, раздираемая муками противоречий между осознанием греха, совершаемого по слабости душевной, и непреоборимой страстью к любимому человеку, Луиза отдалась королю.

Слухи о новом увлечении сына вскоре дошли до Анны Австрийской и вызвали у нее сильное неудовольствие. Она вновь призвала его к себе и начала читать проповеди относительно его долга перед Богом и государством, а также об опасности интриг, которые могут затеять люди, вознамерившиеся воспользоваться этой новой привязанностью. Однако Людовик, постепенно входивший во вкус правления государством, считал, что вполне может сочетать удовлетворение своих страстей с исполнением государственного долга. Единственное, что он пообещал взволнованной матери, – так это держать в тайне свой роман, дабы известия о нем не повредили здоровью королевы и ребенка, которого она носила во чреве. Во всяком случае, Мария-Терезия довольно долго оставалась в неведении относительно нового увлечения супруга.