Город и столп - Гор Видал

— Мистер Шоу, вы меня помните? — Шоу посмотрел на него отсутствующим взглядом, но Липер продолжал говорить:

— Мистер Риджли просил меня прийти к вам, а я привел моего друга, Джима Уилларда. Он очень хочет познакомиться с вами.

Рональд Шоу улыбнулся Джиму:

— Здравствуйте, — его рука была жесткой и холодной.

— Вы… мне очень нравитесь в кино… — к ужасу Липера, сказал Джим.

Это считалось недопустимо дурным тоном. В присутствии звезд полагалось вести себя так, словно это простые смертные.

Но восхищение никогда не обижало Рональда Шоу. Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами:

— Очень мило с вашей стороны. Давайте выпьем.

Шоу легко выбрался из кружка женщин, и они вдвоем проследовали в дальний конец комнаты.

Джим смутился, чувствуя на себе столько взглядов. Но Шоу был абсолютно в своей тарелке; он остановил официанта и взял с подноса бокал.

— Надеюсь, вы пьете мартини?

— Я вообще-то не пью.

— Я тоже, — Шоу говорил тихим, доверительным голосом, словно ошарашенный Джим был единственным человеком в мире, чьего общества он искал и чьим мнением интересовался. И хотя вопросы он задавал самые традиционные, благодаря теплоте его голоса обычные фразы приобретали глубокий смысл, даже некую фатальность.

— Вы актер? — спросил Шоу.

Джим сказал, кто он такой. Шоу улыбнулся:

— Спортсмен! Ну и ну, такой молодой — и уже тренер.

Они стояли у одного из больших окон. Уголком глаза Джим заметил, что приглашенные готовятся вернуть Шоу в свой круг. Шоу тоже это почувствовал.

— Так как вас зовут?

Джим ответил.

— Вы должны, — сказал Шоу задумчиво глядя в окно на город, — обязательно заглянуть ко мне как-нибудь. Когда у вас будет время?

— Я не работаю в четверг вечером, — сказал Джим, удивляясь тому, с какой быстротой дал он ответ.

— Тогда заглядывайте в четверг. Если я еще буду на съемках, можете поплавать в бассейне, пока я не вернусь. Обычно я заканчиваю в пять.

— С удовольствием, — Джим почувствовал, как его живот сжался от страха и ожидания.

— Значит, до четверга, — Рональд Шоу надменно-вежливо кивнул, рассчитывая этим жестом ввести в заблуждение своих гостей и разрешая молодым людям окружить его.

К Джиму подошел Липер.

— Ну, ты прошел, — его глаза лихорадочно блестели. — Он на тебя клюнул, как…

— Заткнись! — Джим сердито отвернулся.

— Да ладно тебе! Ты его зацепил. Это все видели. Они хотят знать, кто ты. Я им говорю, что ты совсем без задних мыслей, а у них все равно слюнки текут. У тебя такой успех, посмотри, все на тебя пялятся.

Джим огляделся, но не увидел, чтобы на него кто-нибудь пялился.

— Так о чем с тобой говорил Шоу?

— Ни о чем.

— Ну, конечно. Я тебе советую с ним не кобениться, он для тебя может многое сделать.

— Извини, но я не собираюсь с ним сожительствовать, и ни с кем другим.

Липер посмотрел на Джима с неподдельным изумлением:

— Ну, хорошо, пусть ты не педик, но случай-то какой исключительный. Да многие о такой возможности всю жизнь мечтают! Ты из него можешь выудить целое состояние.

Джим рассмеялся и отошел. Он старался делать вид, что весел и раскован, но не чувствовал ни того, ни другого. Скоро ему предстоит принять решение. В четверг, если быть точным. Что делать? Джим с трудом сдерживал обуревавшие его чувства, сердце его колотилось.

Когда пришло время прощаться, Шоу улыбнулся и подмигнул ему. Джим, покраснев, отвернулся. Пока они добирались на автобусе домой, он не сказал Липеру ни единого слова.

3

Вся эротическая жизнь Джима Уилларда проходила исключительно в мечтах. До того дня, который он провел с Бобом на берегу Потомака, он мечтал о женщинах так же часто, как и о мужчинах, и ему казалось, что между ними нет особой разницы. Но с того летнего дня Боб сделался постоянным героем его любовных фантазий, и девушки больше не нарушали эту совершенную мужскую идиллию. Он сознавал, что его мечты не похожи на мечты других мужчин. Но в то же время он никак не связывал то, чем занимались они с Бобом, с тем, чем занимались его новые знакомые. Многие из них вели себя как женщины. Часто, побывав в их обществе, он изучал себя в зеркале — нет ли каких-либо женских черт в его внешности или в манерах, и всегда с видимым облегчением отмечал: нет. В конце концов он решил, что он единственный в своем роде. Ведь только он сделал то, что он сделал, только он чувствовал то, что он чувствовал. Даже изящные длинноволосые молодые люди и те признавали, что он, вероятно, не из их числа. И женщины по-прежнему жаждали его любви и, когда он не оправдывал их ожиданий — он сам до конца не понимал почему, они считали, что это их вина, не его. Никто не подозревал, что каждую ночь он мечтает о высоком парне, с которым он был на речном берегу. И все же, узнавая мир Липера, он все больше попадал под очарование тех любовных историй, что они рассказывали друг о друге.

Он хотел слушать еще и еще, хотя бы ради того, чтобы лишний раз почувствовать, насколько то, что так естественно и прекрасно для него, может быть опохаблено этими странными женоподобными существами.

Джим отправился к Рональду Шоу, пребывая в неуверенности, и то, чего он побаивался, случилось. Находясь под впечатлением славы Шоу и его физической красоты, он дал себя соблазнить. Само действо было ему знакомо, только на этот раз в пассивной роли выступил он, робея взять на себя активную. В случае с Бобом инициатива принадлежала ему, но то был другой случай и время — более важное.

Их роман начался. Шоу был влюблен или, по крайней мере, говорил о любви, о том, как они проведут остаток жизни вместе. «Как те два древних грека… Ну, ты их знаешь — Ахилл и кто-то там еще, знаменитые любовники».

Конечно, они не афишировали свою связь. Голливуд — безжалостная гора, и им нужно было быть чрезвычайно осмотрительными. Но те, кто о них знал, поклонялись им, этой блистательной паре, которая за оштукатуренными стенами дома на Малхолланд-Драйв воплотила в жизнь юношескую мечту. Хотя Джиму и льстили заверения Шоу в любви к нему, однако тело Рональда ничуть его не возбуждало. Все в Джиме странным образом протестовало против прикосновения к телу зрелого мужчины, видимо, только сверстники притягивали его. Только закрыв глаза, испытывал он наслаждение, потому что тогда перед ним возникал Боб. Но так или иначе он начался — этот роман, а точнее связь, как сказали бы те, кто ходил к психоаналитику. Джим испытывал совершенно новые и не самые приятные ощущения.

Первое столкновение с миром произошло, когда Джим сообщил Отто Шиллингу, что собирается уйти. Шиллинг был удивлен.

— Я не понимаю, — сказал он, — я просто не понимаю, почему ты хочешь уйти. Тебе пообещали больше в другом месте?