Чернокнижник - Анастасия Андрианова

Он постоял под елью ещё немного, ожидая, пока серебряный луч станет ярче. Ощущение покалывания в пояснице, которое появлялось за несколько минут до перевоплощения, уже почти прошло. Вместо него в груди разливалось новое чувство: приятное ощущение уверенности, граничащее со вседозволенностью. Он – властелин этой ночи, идущий на зов неизведанной силы, которая манит его к себе. Дурман свободы, вино новых свершений кружили голову, но ещё не утихшая в душе прежняя робость мешала сделать первый шаг навстречу туману.

Но тут ему в грудь словно вонзился невидимый крюк и потянул, нетерпеливо таща в сторону темнеющей на фоне зеленоватого неба рощи. Ричмольд стиснул зубы и повиновался. Он ненавидел, когда Вольфзунд так делал. В открытую он никогда об этом не спрашивал, но догадывался, что предводитель альюдов использует этот фокус, проделывая какие-то манипуляции с его волей.

Ноги захлюпали по влажной земле, подошвы сапог вдавились в раскисшую хлябь. Порыв ветра донёс сильный запах магии, и по хребту Ричмольда пробежали колючие мурашки. Он попытался остановиться или хотя бы чуть сменить направление, но что-то невидимое упорно тянуло его только вперёд, туда, куда указывал луч, вырвавшийся из астролябии. В горле заклокотал гнев.

Гнев и раздражение не были эмоциями Ричмольда. Но и он уже не принадлежал себе. Тот, другой, просыпающийся вечерами, навязывал ему свои ощущения, и собственная сущность Рича скромно отходила на второй план.

Он расправил плечи и зашагал нарочито медленнее, чем мог бы, чтобы показать, что он отправился по следу луча самостоятельно, а не по приказу Вольфзунда. Уверенность в своих силах и незнакомая прежде дерзкая смелость всё больше наполняли его существо, и Рич широко ухмыльнулся. Как славно не сутулиться, стесняясь своей долговязой фигуры! Как славно в открытую смотреть на мир, а не украдкой, исподлобья, вечно робея перед незнакомцами и страшась быть втянутым в неловкий разговор!

Почти во всех домах оставшейся позади деревни уже погасли огни, только в одном-двух окнах ещё мерцали оранжевые блики. Впереди стелился туман, как разлитое молоко, в болотах лягушки тянули хриплую песнь, а в пролесках, где мёртвых деревьев было больше, чем живых, звонко вздыхали сплюшки, перекликаясь с сородичами.

Ричмольд обошёл особенно влажный участок земли, крепко держа перед собой астролябию, чтобы серебряный луч не оборвался. С покорёженной сосны сорвалась ворона и с карканьем пролетела над головой. Ричмольд выругался и нервно отскочил в сторону. Луч померк на миг, но скоро снова засиял. Несколько ворон слетели с деревьев вслед за своей предшественницей, хрипло вскрикивая и шумно взмахивая крыльями. Рич задрал голову, и птицы вдруг сбились в стаю и принялись кружить над ним, иногда сталкиваясь друг с другом и недовольно клокоча. Ричмольд поёжился. Эта перемена в вороньем поведении показалась ему странной и нелогичной и даже немного напугала.

Он осторожно обошёл небольшое болото, коварно разлившееся между последними постройками и перелеском, и самодовольно хмыкнул. Будь он сейчас тем же неуклюжим увальнем, каким был раньше, ему ни за что не удалось бы отыскать сухой путь и почти не испачкать сапог! Вороны, покружив и покаркав ещё немного, устремились в лес, видимо, поняв, что ничего интересного им от путника не добиться.

Ричмольд обошёл топь и шагнул в рощу. Стволы и ветки казались непроглядно-чёрными, лишь макушки деревьев отливали сединой в свете луны. Зато там, где пролегал путь серебристого луча, испускаемого астролябией, трава и низенькие кусты искрились ярко, словно подёрнутые инеем. Луч скользил между деревьев, хитро извиваясь, и Ричмольд прибавил шаг. Его сердце застучало сильнее, в груди стало жарко, от плеч до кончиков пальцев пробежала дрожь нетерпения. Он ощущал себя как гончий пёс, учуявший раненого зверя. Сейчас, сейчас… ещё пара шагов…

Он выбежал на открытую поляну, освещённую луной. Несколько ярких звёзд сияли в промежутке между деревьями, но сейчас они совершенно не занимали его. Важно было лишь одно. То, что находилось чуть дальше, в дальнем конце прогалины.

Луч указывал на скопление из нескольких бесформенных облачков, с первого взгляда похожих не то на клубы тумана, не то на странные огни. Серебристые отблески подсвечивали бестелесные сгустки сбоку, отчего внутри облачков образовывались тёмные тени. Изредка то тут, то там мелькали крохотные разряды молний, будто уменьшенные копии грозовых туч спустились к самой земле и осторожно размышляли, стоит ли им разразиться бурей. Рядом вяло вились другие облачка, изменчивого неопределённого цвета, похожие скорее не на огни, а на подсвеченный дым – магическая сила другого рода, вовсе не та, которая интересует чернокнижников.

Ричмольд почти бегом бросился к огням, чувствуя, как от нетерпения пересыхает во рту. Они звали его, неслышно, но ощутимо, на каком-то другом уровне восприятия, где нет ни звуков, ни цветов, есть только желаемое, которого во что бы то ни стало нужно достигнуть. Книга, которая ждала своего часа в сумке, стала вдруг намного тяжелее, чем была раньше, словно налившееся соком осеннее яблоко. Книга тоже хотела скорее слиться с магической энергией, какой бы коварной она ни была.

Рич едва не влетел в какие-то столбы, которые поначалу не заметил, поглощённый серебряными огнями, пляшущими у земли. Ругнувшись, он отпрыгнул в сторону, но на этот раз больно ударился боком, всё-таки столкнувшись с ещё одним столбом. Он остановился, уперев ладони в колени и выравнивая сбившееся от удара дыхание. Столбов на поляне было много, больше дюжины. Почти на всех можно было разобрать вырезанные письмена или даже изображения людей и животных, а на некоторых знаки настолько истёрлись со временем, что стали совсем неразборчивыми. Где-то – на паре свежих, ещё почти белых стволов, только недавно освобождённых от коры – были вырезаны всего одна-две строчки надписей и рисунков. На многих столбах надписи теснились в несколько рядов, порой находя друг на друга, на некоторых даже сливались в сплошную резную вязь.

Наконец Ричмольд понял, куда завёл его луч. Это было деревенское кладбище. В городах на могилах предпочитали возводить каменные стелы или же укладывать вытесанные плиты поверх могильных холмиков. Но в деревнях по старинке работали с деревом, считая отчасти, что древесина может стать пристанищем для духов умерших, если им захочется на какое-то время спуститься с небес и пообщаться с родственниками.

Представителей одной семьи было принято хоронить вместе. Рядом, или вовсе в одной могиле. И имена всех усопших наносились на один столб, строчка под строчкой. Чем старше и многочисленнее семья, тем больше надписей теснилось на фамильных столбах.

Не выпуская астролябию, Рич провёл ладонью другой руки по ближайшему столбу, изучая кончиками пальцев неровности резьбы. «Покойся с миром, Энрих Кройлен». Ниже – изображения пшеничных колосьев, серпа, мельницы… На других столбах тоже были высечены изображения того, чему почившие посвятили свои жизни. Каким-то загадочным образом Ричмольда тянуло к ним даже больше, чем к магическим облачкам, которые обнаружила астролябия. Ему пришлось постараться, чтобы сосредоточиться и оторваться от деревянных могильных столбов.