Томас Рифмач - Эллен Кашнер

Оказалось, даже ее слова будят во мне страсть. Я попытался скрыть, это неуклюжей шуткой.

— Тогда я надеюсь развлечь тебя кое-чем получше историй о зверьках маленького мальчишки.

— Надейся, — ответила она довольно равнодушно. — Я все равно получу все твои истории, прежде чем закончится срок.

В ответ я обнял ее и прижал к груди. И чуть не свалился, когда конь внезапно понес, закинув голову. Белый голубь метнулся через тропу прямо под ноги коню. Послышался слабый свист, и серебряная стрела вонзилась в Ствол дерева над нашими головами.

Королева легко обуздала коня, протянула руку, и голубь опустился к ней на запястье как раз в тот момент, когда навстречу нам появилось еще одно животное.

Это был вороной жеребец, самый огромный из всех, каких я когда-либо видел. Управлял этой громадиной мужчина весь в черном, с длинными угольно-черными волосами. В руке у него был длинный лук. Увидев нас, он натянул поводья, так что конь, закинув голову, вздыбился.

Королева сидела в седле не шелохнувшись, и голубь у нее на руке застыл, как алебастровый.

— Ну, братец, — холодно обратилась она к всаднику, — как это понимать?

Лицо эльфа-мужчины было таким же твердым и ледяным, как и ее собственное.

— Я просто охотился, сестра, — бесстрастным голосом ответил он.

— Да? Надо бы отдать твои глаза пожевать Безымянному. Они плохо стали служить тебе, иначе ты бы разглядел, что этот голубь — из моих.

— Недолго ему быть твоим, — молвил охотник.

— Время его почти истекло. И он до сих пор не сумел.

— Вот когда он не сумеет, тогда можешь охотиться на него, сколько влезет. А сейчас… — она подняла руку, и голубь взлетел, но продолжал кружиться вокруг, словно боялся покинуть святилище. -

Охотник рассмеялся.

— О сестра! Сколько же ты выказываешь милосердия! Однако не только ты бываешь в Срединном Мире. Я проследил за голубем там и наблюдал его слабые попытки. Ты бы смеялась до колик: бедный бессловесный голубь, на их взгляд, — самая обычная птица, и так тщится привлечь к себе внимание.

Королева взглянула на брата и тоже улыбнулась.

— Посмотрим. Может быть, я одолжу этой птице голос Томаса — ему он все равно пока не понадобится.

С этими словами она погладила мою ногу кончиками пальцев. Два ощущения пронзили меня — ужас и страсть. Такого я бы никому не пожелал испытать.

— Эй, ты! — надменно бросил мне темный охотник. — Кто таков?

Помня ее запрет, я молчал.

— Ну, давай же, — продолжал он все еще повелительно, но уже с легким азартом в голосе… — Томас… как тебя там?

— Не будь дураком, — негромко сказала королева, и я не сразу понял, что это относится не ко мне.

— Ты же назвала его имя! Разве я не могу им воспользоваться? Дурак, — повторила она насмешливо. — Ты знаешь о Земле даже меньше, чем тебе кажется. В Срединном Мире тысячи Томасов. В земном имени столько же силы, сколько в ореховой скорлупе.

Охотник не смутился.

— Ну ладно, — сказал он. — Тогда поищем другой путь.

— Ха! — фыркнула королева. — Ты просто хочешь подразнить меня. Ты все равно не знаешь, что делать, даже если получишь его полное имя.

— Да, наверное. — И не сказав больше ни слова, охотник пришпорил коня и исчез за деревьями. Голубь снова опустился на руку королевы.

— Иди же, — сказала она ему. — Времени у тебя мало, но все-таки еще есть. — Она взмахнула рукой, и голубь взлетел. — Молчишь, Томас?

А что мне было делать? Молчу. Рот пересох, и горло сжалось от страха.

— Нет, — говорю, с облегчением переведя дух, — Это я из осторожности.

— Вот и хорошо. Не надо тебе бояться моего Лорда Серебряных Стрел, на смертных он не охотится.

Наверное, это должно было утешить меня. Но я и так не долго страдал. Золотоволосая женщина в богатых зеленых одеждах скакала со мной через леса, составлявшие ее прекрасные владения. Я был в услужении у Королевы Эльфов, и вокруг меня простиралась Земля Грез.

Вскоре лес сменился луговиной. Мы давно потеряли желтую тропу и теперь поднимались на холм прямо через волнующиеся травы, доходившие до стремян. Конь шел уверенно, словно по невидимой дороге. На вершине холма возвышался замок, окруженный стеной без всякого, намека на ворота или двери.

Королева обернулась ко мне с насмешкой в зеленых глазах.

— Ты готов, Томас?

Я вцепился в нее изо всех сил, думая о том, как, хочется жить. Потом был порыв ветра, и вот уже копыта цокают по мощеному двору перед конюшней.

Вокруг, как морские чайки, парили крылатые создания, спускаясь с крыш и башен. Среди них не было ни одного обычного существа. Прекрасные были прекрасны так, что и поверить нельзя. А уродливые были уродливы так, что страшнее не придумаешь. Королева светилась радостью, обогревая всех своей улыбкой, как солнце.

— Госпожа! — Огромный звероподобный мужчина, полуобнаженный, с оленьими рогами на косматой голове, протянул королеве руки и бережно снял ее на землю.

Я поспешно соскочил на камни мостовой с другой стороны и едва устоял, так затекли у меня ноги.

Но эльфийский народец быстро обнаружил меня.

— У королевы новый смертный, — объявил грубоватый парень с дубовыми листьями вместо прически.

— Интересно, а этот как — дурак или умный? — спросила томная дама с руками, обросшими плющом.

Сияющее создание с огромными, сложенными за спиной крыльями тронуло прядь моих волос.

— Блестящие, — сказало оно.

Я с беспокойством завертел головой, высматривая королеву, но она оказалась уже на противоположном конце двора, на площадке лестницы, в окружении придворных.

— Он стесняется, — ласково предположил высоченный эльф. Дама в плюще хихикнула.

— Думаю, это ученый человек, — сказала она. — Возможно, монах. А-а, тебе смешно, смертный?

Жаль. Мне всегда хотелось увидеть монаха. А правда, что у них нет…

— Сыграем в загадки! — крошечная девчонка с голосом, как несмазанные дверные петли, перебила всех. — Так мы проверим его ученость.

— Верно. Начнем с легкого.

Что белее молока,

Что помягче, чем шелка?

Они выжидательно смотрели на меня, а мне чуть плохо не стало, я же не мог ответить. Это ведь детская песенка, любой ребенок знает: снег.

— Слишком легкая, — заявил темноглазый эльф, — вы его просто обидели. Вот. — Он опустился передо мной на колени:

Стоит в лесу колодец,

На дне колодца — чаша.

Кто уронил сосуд тот

И кто наполнит вновь?