Гроб с музыкой - Эльвира Барякина

— Лешенька, ты хоть в квартире-то убираешься? — вдруг сменила она тему.

— Убираюсь, — не моргнув глазом, ответил Леха.

— А то давай, я к тебе приеду…

— Да чисто у меня! — уже раздраженно произнес он, поглядывая на горы грязной посуды с остатками засохшей еды.

Но мама была неумолима.

— Ох, прямо не знаю… Лешенька, сынок, тебе уже все-таки двадцать девять лет…

— И чего? — не понял он.

— А то… Девушка-то у тебя хоть есть?

— Ой, мам, ты спросишь тоже! Ну есть.

— А почему ты нас с ней не познакомишь?

— Да она, мам, стесняется, — начал улыбаться Леха.

— Ой, опять ты мне врешь! — не поверила она. — Давно пора уже о будущем подумать, а ты все в какие-то Шиловцы ездишь.

— Да не в Шиловцы, а в «Ворошиловец»! К тому же, мам, я только и делаю, что о будущем думаю.

— Хватит мне мозги-то пудрить! Думает он! — обиделась мама. — Ты только и знаешь, что работать. А за компьютером, между прочим, вредно столько часов сидеть!

— Ну мам!

— Не «нумамкай»! Я вот тебе что скажу: у нас на работе девушка одна есть…

— Ну?

— Красивая.

— И?

— Не замужем.

— Ма-ам! Я сам разберусь! Я тебе завтра позвоню.

Мама всхлипнула.

— Ладно. Но ты, Лешенька, подумай о том, что я тебе сказала-то.

— Подумаю. Передавай привет папе. Пока.

Леха отломил себе кусок батона и намазал на него пасты. Будущее его интересовало совершенно в другом ракурсе.

Леха был человеком умным, а бабником опытным. Он прекрасно разбирался в противоположном поле и сразу чувствовал, как кого нужно кадрить. Но Ярославна почему-то не откликалась ни на один из его способов завлечения женщин. «Жалость» Кобец отмел сразу же, как несовместимую со своим моральным обликом. «Самоуверенная нагловатость» провалилась еще в буфете… В течение недели Леха испробовал способ «добродушной приветливости», «умной беседы» и способ, посоветованный Топ, под названием «Чем меньше женщину мы любим». Совершенно обескураженный невниманием Ярославны, он хотел было применить способ «тупого и пошлого приставания», но вовремя одумался.

Все это повергало в шок и заставляло сомневаться в себе.

А тут еще в связи со смертью Измайлова навалилась многочисленная работа по переоформлению документов. Сколько мог, Леха передал дела стажеркам, но у них было занятие и поважнее: Настя с Танькой по полдня где-то носились, добывая информацию о Ярославне и Нимфе. Причем со Светой Огурцовой была полная труба: она как сквозь землю провалилась. Что же касается госпожи Князевой, то стажерки пресекли все нетерпеливые попытки Лехи проникнуть в ее тайны и сказали, что доложатся не раньше, чем через неделю. Приходилось ждать, терпеть и страдать.

По поводу исчезновения Нимфы Полонин завел уголовное дело. Пару раз он вызывал к себе Кобеца, задавал каверзные вопросы, но так ничего и не добился. Втайне злорадствуя, Леха про себя поздравлял его с еще одним «глухарем».

Впрочем, у них с Топ дела шли тоже неважно: сколько они ни рисовали схемы, ни вспоминали поведение, фразы и выражения лиц каждого, кто был в «Ворошиловце», с мертвой точки тронуться не удавалось. Информации имелось катастрофически мало, и взять ее было не откуда.

Топ совершенно уверилась, что в убийстве Измайлова замешана Ярославна. Но ее позиция основывалась исключительно на «бабском чутье». Леха подозревал, что большая часть этого «чутья» — не что иное, как ревность и зависть, но Топ никогда бы не призналась в этом даже самой себе. Она просто чувствовала в Ярославне врага и рвалась с ним сражаться. Сам же Леха не знал, что и думать: с одной стороны, имелись накладной ноготь и странное поведение Ярославны, но с другой стороны, опрос буквально всех альянсовцев показал, что никто не видел ее в «Ворошиловце».

Лехе была как-то ближе версия с Грушковым в роли убийцы и без участия Ярославны. Боря вполне мог бы двинуть кому-либо по башке: припадки ярости у него время от времени случались. На него же показывали и сигара, и то, что сказал Алик об их отношениях с Измайловым. Но Топ утверждала, что Лехе просто хочется обелить Ярославну, и что он не желает видеть очевидных вещей.

* * *

Леха сидел на заднем сидении Бориного «Паджеро» и смотрел в затылок Ярославны. Зачем она увязалась ехать с ними к нотариусу, было абсолютно не понятно. А Боре и в голову не пришло, что PR-менеджеру совершенно незачем посреди дня бросать свою работу и сопровождать начальство в разъездах. На ее: «Я с вами!» он просто кинул ей ключи от своего джипа:

— Тогда ты за рулем!

Она весело кивнула.

— Без вопросов!

Манера вождения у Ярославны была совершенно безумная: проскакивать на желтый свет, подрезать всех подряд и при этом нарушать скоростные ограничения. Боря с Лехой лишь хватались за ручки и старались не врезаться головами в потолок при очередном пересечении трамвайных путей. Но если Лехе каждый раз просто плохо становилось от ее выкрутасов, то Грушкова, казалось, все это только забавляет. Он смотрел на Ярославну с явным обожанием и то и дело как бы невзначай касался ее бедра, обтянутого узкой черной юбкой.

«Сволочи! — думал Леха по отношению к ним обоим. — Ведь у Борьки жена, дети маленькие… Две штуки. А он вон чего вытворяет!»

Сам бы Кобец вытворил на его месте то же самое, если не сказать больше, но он-то был свободным человеком… А со стороны Грушкова это было форменным свинством, развратом и позором.

В Лехиной голове вообще не укладывалось, как Ярославна может общаться с совершенно неказистым Борей, когда у нее есть Леха? Ему хотелось думать, что она делает это из-за денег, но на кой черт ей Грушковские деньги, если она сама — явно не из самых бедных? А потом и Леху Господь Бог не так уж сильно обделил финансовыми возможностями.

Он сам на себя удивлялся: до появления Ярославны Боря казался ему вполне нормальным мужиком. В отличие от Измайлова, с ним всегда можно было поговорить, выпить пивка. Грушков, конечно, был выпендрежником, разгильдяем и мог наорать не по делу, но зато он никогда не экономил на сотрудниках и любил быть щедрым и добрым.

Но за последнюю неделю Боря в глазах Кобеца из приятного почти во всех отношениях начальника превратился в полного козла. Леха внезапно заметил, что тот говорит в нос, имеет привычку повторять каждую фразу по два раза, несносно потеет и имеет еще целую кучу совершенно отвратительных особенностей, с которыми не стала бы мириться ни одна женщина. Кроме того, его не покидало чувство, что он все-таки причастен к убийству Измайлова. Сколько уж раз, глядя исподтишка на Борю, Леха ловил себя на мысли, что постоянно оценивает его: «Мог или не мог он убить?» И ответом неизменно было: мог. Боря достаточно импульсивен, у него был мотив, в конце концов у него и сил бы хватило с одного удара выбить дух из кого хочешь.