Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

– Надеюсь, ты этому рад – мать удержит мужиков от глупостей.

– Она не против того, чтобы мы иногда развлекались, лишь бы без последствий.

Машина снова накренилась, Рашмика качнулась к металлической стене.

– Сказать по правде, она на все закрывает глаза.

– Да, я наслышана. Ладно, скафандр действительно уже не нужен. Ты не покажешь, где я буду спать?

Кулвер отвел ее в крошечный отсек, зажатый между парой гудящих генераторов. Внутри лежали жесткий матрас и стеганое одеяло из серебристой скользкой ткани. Чтобы уединиться, нужно задернуть занавеску.

– Мы тут не особо роскошествуем, – заметил Кулвер.

– Я рассчитывала на худшее.

Кулвер прислонился к стене:

– Точно не хочешь, чтобы я со скафандром помог?

– Спасибо, справлюсь.

– Есть что надеть?

– Под скафандром я одета, и смена имеется. – Рашмика похлопала по сумке, которая висела под ранцем скафандра. Даже через плотный материал чувствовались твердые края компада. – Ты всерьез решил, что я забыла одежду?

– Нет, – хмуро отозвался Кулвер.

– Вот и отлично. А теперь почему бы тебе не сбегать в кабину и не сообщить родителям, что я в полном порядке? И еще передай, что я буду очень признательна, если мы как можно скорее покинем поселок.

– Мы не можем ехать быстрее, – отозвался Кулвер.

– Это меня и тревожит, – сказала Рашмика.

– Куда-то торопишься?

– Да, мне нужно добраться до соборов как можно скорее.

Кулвер смерил ее взглядом:

– На религию пробило?

– Не совсем, – ответила она. – Просто мне нужно уладить одно семейное дело.

Куэйхи очнулся в темном, тесном пространстве, не способный двинуть ни рукой, ни ногой.

Последовал миг блаженной дезориентации, без переживаний и тревог, пока он дожидался возвращения памяти. Но затем все воспоминания нахлынули, обрушились, как стенобитная машина, и лишь спустя время соблаговолили перетасоваться и разместиться в хронологическом порядке.

Он вспомнил, как был разбужен, как получил нерадостное известие: его удостоила аудиенции королева. Вспомнил ее додекаэдрический зал, обставленный орудиями пыток, и зловещий мрак, изредка пронзаемый вспышками, когда в электрических ловушках гибли паразиты. Вспомнил череп с телевизионными глазницами. Вспомнил, как королева играла с ним, точно кошка с мышкой. Вспомнил все свои ошибки… и ту, самую страшную и горькую. Когда он поверил, что после всего содеянного может быть прощен.

Он вскрикнул, внезапно сообразив, что с ним случилось и где он теперь. Крик вышел глухим и тихим, болезненно детским, и Куэйхи устыдился, что такой звук исторгся из его рта.

Почему невозможно шевельнуться? Он точно не парализован – просто вокруг нет свободного пространства, ни единого кубического сантиметра.

Место, где он находился, казалось отдаленно знакомым.

Постепенно крики Куэйхи превратились в визг, потом ослабли до хриплого, тяжелого дыхания. Это продолжалось еще несколько минут, после чего он замычал, повторяя шесть последовательных нот с упорством безумца или монаха.

«Значит, я уже подо льдом», – решил он.

Не было ни погребальной церемонии, ни заключительной встречи с Жасминой. Его просто засунули в резной скафандр и похоронили в ледяном щите, который «Гностическое восхождение» толкало перед собой. Он понятия не имел, сколько прошло времени, час или неделя. Не смел думать о том, что, возможно, пробыл здесь дольше. Но вместе с ужасом пришло и понимание: чего-то, какой-то мелочи, недостает.

Возможно, дело в ощущении, что он находится в знакомом, пусть и очень тесном месте. Или причина кроется в том, что тут совершенно ничего не видно.

– Внимание, Куэйхи, – услышал он. – Внимание, Куэйхи. Торможение закончено, жду распоряжений для запуска системы.

Это был спокойный, добродушный голос кибернетической субличности «Доминатрикс».

Внезапно он осознал, что находится вовсе не в железном скафандре, а в перегрузочной капсуле «Доминатрикс», в гробу-матрице, предназначенном для защиты человеческого организма от многочисленных g. Куэйхи, одновременно оскорбленный и растерянный, перестал мычать. Конечно, у него отлегло от сердца. Но смена орудия многолетней пытки на относительно доброжелательную среду «Доминатрикс» оказалась настолько резкой, что у него просто не было времени на эмоциональную декомпрессию. Он мог лишь дрожать от шока и изумления.

Появилось смутное желание снова погрузиться в кошмар и выбраться из него нескоро.

– Внимание, Куэйхи. Жду распоряжений для запуска системы.

– Не спеши, – сказал он.

В горле пересохло, слова звучали невнятно. Должно быть, он в перегрузочной капсуле уже давно.

– Слышь, помоги мне отсюда выбраться. Я…

– Все в порядке, Куэйхи?

– Да я бы не сказал…

– А в чем дело? Вам нужна медицинская помощь, Куэйхи?

– Нет, я… – Он осекся и всхлипнул. – Вытащи меня отсюда. Через минуту я приду в себя.

– Хорошо, Куэйхи.

В стенках гроба образовались расширяющиеся щели, в них хлынул свет. Внутри корабля стояла почти полная тишина, время от времени где-то щелкали остывающие трубопроводы. Так всегда бывало после торможения, перед началом высадки. Куэйхи потянулся, и его тело заскрипело, как старый стул. Ему было плохо, но все же не так, как после той ускоренной разморозки на борту «Гностического восхождения». Пребывая под наркозом внутри противоперегрузочной капсулы, он получал инъекции, и его основные физиологические процессы шли в нормальном режиме. В процессе изучения системы очередной звезды он проводил в капсуле считаные недели, – с точки зрения королевы, вред, причиняемый его организму криосном, перевешивал пользу от замедления старения.

Куэйхи огляделся, все еще не смея поверить, что избавлен от заточения в резном скафандре. Может, он галлюцинирует? Может, попросту спятил, проведя несколько месяцев подо льдом? Но гиперреалистичность обстановки исключала любой вид галлюцинации. Он вспомнил, что раньше никогда не видел снов в ходе торможения, по крайней мере таких, от которых просыпаешься с криком.

Время шло, и корабль становился все материальнее. Нет, это не игры психики.

Все, что было, ему просто приснилось.

– Клянусь Богом! – воскликнул Куэйхи и тотчас получил укол боли, обычное наказание за богохульство от индоктринационного вируса. Но теперь это ощущение было реальным, столь непохожим на ужас перед саркофагом, что он обрадованно повторил: – Клянусь Господом, я никогда не верил, что во мне это есть.

– Что в вас есть, Куэйхи?