Контроль - Алексей Калугин

Том онемел от изумления.

Они делали вид, что загорают!

Вернее, они были уверены, что загорают.

И, скорее всего, считали, что место для этого они выбрали самое подходящее!

Том оттолкнулся ногой от мостовой, и велосипед, медленно набирая скорость, покатил вниз по улице.

Случайно посмотрев направо, Том встретился взглядом со странным существом, в котором не сразу признал человека.

Незнакомец пристроился на крыльце дома, прямо под табличкой, прибитой к двери, на которой было написано «Нотариус И. М. Вудроу».

Том несколько раз видел мельком мистера Вудроу. Когда тот выходил из такси, неизменно с большим желтым портфелем с двумя ремешками, с длинным, похожим на трость зонтом, и, придерживая рукой старомодную фетровую шляпу, быстрой походкой направлялся к крыльцу. Или же, наоборот, когда мистер Вудроу выходил из дверей своего дома и быстро шел к уже поджидающему его такси. Ни в окрестных магазинах, ни просто прогуливающимся по улице, как это часто делали другие жители Гринхилл-стрит, Том мистера Вудроу не встречал. Однако он готов был поспорить на спрятанный под кроватью ноутбук, что человек, пристально смотрящий на него с крыльца, – это не нотариус И. М. Вудроу. И даже не его секретарь, порой забегавший к нотариусу домой с бумагами, которые требовалось срочно заверить.

Незнакомец сидел в классической позе лягушки. Колени его были широко разведены в стороны, ягодицы почти касались ступени, а руки свисали вдоль туловища, упираясь полусогнутыми пальцами в камень. Во всем положении его тела ощущалось скрытое напряжение. Казалось, он в любую секунду мог распрямить колени и метнуться в сторону.

У человека были светло-русые всклокоченные волосы. Левую щеку пересекала длинная, глубокая царапина, из которой сочилась кровь. Рубашка и брюки незнакомца были подраны и покрыты мерзкими бурыми пятнами. На ногах обуви не было – только полосатые носки с прорехами, из которых торчали большие пальцы.

Незнакомец внимательно наблюдал за Томом, но при этом взгляд его казался от всего отрешенным и абсолютно пустым, не выражающим ни мыслей, ни эмоций. Во взгляде удава, которого Том видел в Лондонском зоопарке, и то было больше жизни.

Быть может, незнакомец был одним из пассажиров попавшего в аварию автобуса. Возможно, он не знал ни слова по-английски. Но Тому странный незнакомец показался похожим на персонажа одного из фильмов про нашествие зомби. Поэтому Том не стал выяснять, что с ним приключилось и не может ли он ему чем-то помочь, а сильнее надавил на педали.

Когда Том объезжал автобус, его окликнул мужчина с крыши.

– Эй! Приятель!

Том притормозил.

– Ты дельфинов не видел?

Мужчина говорил с ярко выраженным шотландским акцентом, поэтому Том решил, что он шутит. Как говорит тетя Мэгги, шотландцы умеют драться, но не умеют шутить, однако считают себя заправскими остряками.

Том прищурился, думая, что бы сказать в ответ такое же остроумное?

Но мужчина, похоже, не шутил.

– Уилма мечтает посмотреть на дельфинов, – взглядом указал он на спутницу. – Нам сказали, что здесь их полно! Собственно, только из-за них мы и приехали!

– А вам не холодно? – поинтересовался Том.

– Да ты что! – радостно раскинул руки в стороны шотландец. – Отличная погодка!

Погода и в самом деле была замечательная.

Для середины сентября.

– Так как насчет дельфинов?

– Не видел, – мотнул головой Том.

– Тогда что тут есть интересного?

– Дом, где родился Шекспир.

– Шекспир?.. – шотландец озадаченно поскреб ногтями голую грудь, на левой стороне которой находилась татуировка – три карты, раскинутые веером, и голова джокера в колпаке с тремя концами, украшенными бубенчиками. – А он-то тут при чем?

– Не знаю, – честно признался Том.

И поехал дальше.

Шотландец озадаченно посмотрел ему вслед.

– Придурок какой-то, – сообщил он своей спутнице.

Виндзор-стрит, улица, на которую свернул Том, была вдвое шире Гринхилл-стрит, по которой он до этого ехал.

Соответственно и движение на ней было более оживленное.

Было.

До того, как все случилось.

Сейчас улица напоминала автомобильную свалку.

Хотя даже на свалке старые, побитые машины составляют в определенном порядке.

На Виндзор-стрит машины пребывали в состоянии абсолютного хаоса. Как будто внезапно налетевший смерч поднял их в воздух, как следует раскрутил, перемешал, встряхнул, еще раз перемешал, после чего как попало побросал на дорогу.

Машины стояли, уткнувшись друг в друга, словно пытались протолкнуться вперед. Некоторые въехали в изгороди, вмялись в стены домов.

У одних были разбиты стекла, у других – открыты багажники и крышки капотов. Третьи все еще продолжали рычать, будто раненые звери, смрадно чадя выхлопными газами.

Но все они были неподвижны.

Как будто игравший с ними смерч вырвал из-под капотов их сердца.

Лишь одна светло-салатовая «Вольво» нервно дергалась, ударяясь в борта перекрывших ей движение машин.

И совсем издалека, с другого конца улицы, доносилось истеричное кваканье клаксона.

Как будто кто-то звал на помощь.

Или, наоборот, требовал, чтобы его оставили наконец в покое.

И не разберешь.

В мире, сошедшем с ума, привычные, казалось бы, понятия утратили всякий смысл, а смыслы поменялись местами.

Все запуталось.

И запуталось весьма основательно.

Так что сразу и не поймешь, с чего начинать, если вдруг захочешь в чем-то разобраться.

Если Гринхилл-стрит выглядела опустевшей, то на Виндзор-стрит царили совершенно бестолковая суета и крайне нездоровое возбуждение.

Людей на улице было не так уж много, но им удавалось создать эффект присутствия огромной толпы. Все они что-то кричали, непонятно к кому обращаясь, размахивали руками, бегали, прыгали по крышам машин, кидали что попало в окна домов, которые и без того уже почти все были выбиты. Казалось, каждый старался привлечь к себе внимание остальных.

По счастью, до рукоприкладства дело пока не доходило. Но складывалось впечатление, что ждать осталось недолго. Уровень накала страстей явно приближался к критическому. А преддверием кошмара запросто могло послужить то, что беснующиеся люди и сами не знали, чего хотят. Они являли собой толпу в самом прямом, первозданном, грубом и дико примитивном смысле этого слова.

Хаос, словно водоворот, захватывал все, что оказывалось в пределах его активности. Он был настолько универсален и всеобъемлющ, что пытаться противостоять ему казалось абсолютно бессмысленной затеей.