Дикий, дикий Запад - Екатерина Лесина

И правильно.

Магу… во всяком случае данному конкретному магу, пуля не страшна. Чарльз подозревал, что не только пуля. Человек этот был невысок, сутуловат и окружен облаком Силы столь плотным, что и дышалось-то рядом с трудом.

– Ах ты, моя милая… Как давно я тебя не видел! – Человек раскрыл руки, но с объятьями лезть не стал. И верно. Милисента разглядывала его с интересом, но весьма и весьма настороженно. – Обними же дядюшку Уилла…

– Дядюшку ли? – тихо заметил Чарльз, ибо именно в этот момент сходство гостя с Милисентой сделалось почти невероятным.

– А это кто? Ах, да, вижу… Весьма и весьма любопытно. Что понадобилось людям столь важным в наших краях?

Ростом маг и впрямь похвалиться не мог.

Ниже Чарльза, а Эдди и до плеча не доставал. Худощав. Сухопар.

Стар.

И возраст свой скрывать не пытался, равно как и подчеркивать.

Но одетый с нарочитой простотой в обыкновенный для мест нынешних темный костюм, Уильям Сассекс оставался собой – великим магом и аристократом.

– Что ж… Давно пора побеседовать, но я все откладывал и откладывал. Не хотелось причинять боль драгоценной Элизабет. Я и без того причинил изрядно, что ей, что миру.

Он махнул рукой и вытащил из-под полы флягу.

– Коньяк. Выдержанный. Еще оттуда привезенный. Не желаете ли?

– Сочту за честь, – Чарльз усилием воли заткнул в себе желание вцепиться в темное, загоревшее дочерна горло. Во-первых, действительно стоит поговорить, а во-вторых… Уильям Сассекс пришел один вовсе не оттого, что доверчив и потому не ждет от гостей подвоха. Скорее уж, он четко осознавал собственную силу.

– Наливайте. – Эдди с грохотом подвинул стул, на который и уселся. – Вот. Матушка передала вам.

Он протянул слегка помятый конверт. И Чарльз был готов поклясться, что этот конверт несказанно смутил Сассекса.

Или удивил.

Или…

Его пальцы коснулись бумаги невероятно нежно. Он прижал конверт к губам. И вдохнул запах.

– Простите. – Теперь уже смутился Эдди. – Жарко было. Взопрел малость.

– Бывает, – усмехнулся Сассекс. – Надеюсь, вы извините, но прежде чем начинать беседу, я должен сделать еще кое-что.

И вышел.

В темноту. В грохот дождя. В ветер и…

– Он нормальный вообще? – тихо поинтересовалась Милли, которая, кажется, не совсем понимала, что происходит.

– Все маги в той или иной степени ненормальны, – счел нужным сказать Чарльз.

А Эдди кивнул и добавил:

– Чокнутые они. Чем больше Силы, тем крепче крышу ломит.

– Сейчас полагают, что способность взаимодействовать с тонкой энергией мира многократно усиливает нагрузку на мозг человека, а стало быть…

– Чушь это, – оборвал Чарльза Сассекс, который вернулся бодрым и, кажется, весьма собою довольным. – Наливайте, господа. Что до официальной науки, то она любит выдвигать теории. На особо удачных строятся новые, и затем еще одни. И в итоге некоторые теории, не будучи доказанными, принимаются за истину. Дело не в мозге и энергии, точнее не в той мере, в которой полагают ученые. Скорее уж, здесь вопрос общей вседозволенности. А вы не станете отрицать, что магам в нашем мире позволено куда больше, нежели людям обычным.

Отрицать Чарльз не стал, но коньяк по стопкам разлил, правда, не забыв проверить. А то мало ли. Но коньяк, судя по отклику энергии, оказался просто коньяком.

Хорошим.

Отменным даже.

– Я привез с собой несколько бочонков, что было весьма разумным решением. – Уильям вдохнул аромат. – Элизабет просит вам помочь. Что ж, я сделаю то, что в моих силах. Долги надо отдавать. Итак, слушаю.

Почему-то рассказывать о сестре этому человеку не хотелось.

Совершенно.

И потому рассказ получился сухим, вымученным. Будто и не об Августе речь, но о посторонней не слишком умной девице, которую Чарльзу поручили спасти.

Надо сказать, что слушать Уильям Сассекс умел. И слушал внимательно. И лишь когда Чарльз завершил повествование, произнес:

– Любопытно…

И снова коньяка налил. Всем, кроме Милли, которая предпочитала жевать кусок ветчины, закусывая ее булочкой, и делала вид, что разговоры эти ей совершенно не интересны.

– Что ж… Следовало, конечно, ожидать, но не думал, что так все обернется. Элайя Бишоп всегда был чрезмерно жадной сволочью. Однако мне казалось, он понимает, когда нужно остановиться. Зато теперь понятно, почему он вдруг затих.

Чарльзу вот понятно не было.

Ничего.

– Вашей сестры здесь нет. – Уильям Сассекс поглядел с жалостью. И прежде чем Чарльз успел возразить, раскрыл ладонь. – Клянусь собственной Силой, что это так. Однако, возможно, я подскажу вам, где ее искать. Надеюсь, вы успеете. Но сперва, чтобы вы поняли, что происходит, я должен рассказать о вещах давних. И не самых приятных.

За стеной вновь громыхнуло.

– Эта история началась еще на Островах. Семья моя, как вы, полагаю, знаете, обладает немалой властью. Положение. Деньги. Род. В общем, с самого рождения меня окружала роскошь, и жить я привык не слишком задумываясь о других. Не буду лукавить, в юности я был не самым приятным человеком, да и теперь…

Он ненадолго замолчал.

– Мне только исполнилось пятнадцать, когда я впервые влюбился. Естественно, со всем пылом юной души. И само собою, в особу неподходящую. Дочь торговца, пусть и состоятельного, Сассексу не пара. Однако мои родители проявили понимание. И даже позволили сочетаться с ней браком, пусть и тайным, по их просьбе. Отец моей возлюбленной согласился, что же говорить о нас. Жили с Эванной мы в одном из фамильных поместий. И дни проводили… счастливо.

Голос его едва заметно дрогнул.

– Не прошло и года, как Эванна объявила, что ждет ребенка. Я… я собою гордился, будто и вправду сделал что-то такое, особенное. Но…

Никто не посмел торопить его.

А Уильям Сассекс не спешил говорить. Он шевелил губами, будто подбирая слова.

– Они умерли. Роды начались до срока… И нет, дело не в моих родителях. Им я даже не сообщал, хотя, полагаю, сообщили слуги. Тогда я не слишком задумывался, сколь плотно меня, скажем так, опекают. Но родители мои прибыли на второй день после смерти Эванны, что не могло быть случайностью. И не было. Это я понял позже. Тогда же… во гневе, в ярости, я почему-то уверился, что виноваты они. Что они позавидовали моей любви, моему счастью. Отец мой был герцогом Сассекским, мать тоже происходила из древнего и не менее славного рода. Друг с другом они держались холодно, равнодушно, однако делали вид, что являются семьей. Я обвинил их, что именно они отравили мою Эванну, а они поклялись, что не делали этого. И никто не делал. Что… я сам ее убил.

Кулаки Уильяма сжались.

Наверное, если за столько лет его боль не утихла, то любовь существует?