Нуониэль. Часть первая - Алексей Николаевич Мутовкин

он так долго искал. Здесь есть и воля, и красота и жизнь. Не было здесь ни вонючего костра, ни мерзкого убийства пленного, ни раболепства Воськи и хромого благородства опустившегося рыцаря. И Закича так потянуло остаться здесь – пустить лошадь вперёд и не оглядываться. За последние месяцы он стал опытным дозорным, проводившим в одиночку в глуши и по три дня. Он бы жил. Жил сам по себе и сам выбирал бы, куда отправиться дальше. Нет, дорогой коневод, тебе уже не нужен господин рыцарь. Нынче ты и сам сгодишься в господа степных дорог!

Закич оседлал Дунку и направился обратно в лагерь. Да, Ломпатри задерживал жалование уже несколько недель, и ночная степь манила красотой, но время уходить ещё не настало. Кто приглядит за Воськой? Да и нуониэля надо поставить на ноги. К тому же, раз рыцарь уже пленных режет, то жизнь «зверушки» теперь зависит не только от лечения раны, но и от желания Ломпатри.

Костёр у палатки решили погасить, чтобы разбойникам, коль уж они решат вернуться и отомстить, пришлось попотеть, отыскивая лагерь в темноте. Луна выдавала палатку за версту, но надежду давали облака, что вновь подтягивались с севера.

Палатку грели валуном из костра, который накрыли рыцарской кирасой. Жáру такое приспособление давало столько, сколько дал бы живой огонь. Путники быстро высушили свои одежды. Дежурили ночью по очереди. Последним в карауле стоял Воська. Слуга клевал носом и проваливался в сон. Угли большого костра уже переставали тлеть, а от предрассветной влаги холод пробирал до костей.

– Зябко, – сказал сам себе Воська, поворошив палкой угли потухшего костра. Чтобы не прозябать без дела, слуга взялся чистить меч нуониэля. Воська, который всё всегда приводил в порядок, смыл с меча грязь, выцарапал иглой из всех щелей и стыков песок. Клинок вновь приобрёл благородный вид. Слуга нашёл, что это оружие прекрасно лежит в руке. В отличие от рыцарского меча господина Ломпатри этот изогнутый экземпляр был лёгок и вполне подходил для хвата обычного человека, а не гиганта с огромными ручищами.

Тела разбойников лежали шагах в пятидесяти от стоянки. Чёрные птицы потихоньку слетались на своё пиршество, хлопали крыльями, каркали и дрались друг с другом. Воська поёжился и спрятался глубже в накинутые на плечи шкуры.

– Лихо вы нынче с клинком станцевали, господин нуониэль, – начал Воська, обращаясь к мечу, – Прямо как тогда, когда мы впервые вас…

Тут он замолк. Обернувшись к палатке, слуга увидел стоящего у входа нуониэля. Сказочное существо двигалось медленно, чуть покачиваясь. Воська поднялся и подал оружие господину. Чистый, блестящий клинок отражал холодное, утреннее небо, налитое солнцем, взошедшим за холмами, но ещё не показавшимся здесь, на равнинах. На столь острый меч даже смотреть было страшно – воображение так и рисовало те раны, которые можно себе нанести, если попробовать прикоснуться к острию. Маленькие неровности, причудливые, еле-заметные полосы на лезвии – свидетельствовали о том, что ковали клинок из слоёной стали. Разнообразность почти невидимых узоров притягивала. Сияние света, изгибы линий и глубина рисунка завораживали. В один момент слуге даже показалось, что сталь клинка – это лёд внутри которого заточён свет. Слои металла начинали приходить в движение, рисуя странные картины. Игра света казалась магией, а магия, выглядела, как игра света. Нуониэль, одной рукою держась, за колышек палатки, потянулся к мечу.

– Помогите! – закричал Воська, выронив меч и рухнув в грязь.

Из палатки выскочил Закич.

– Ты что? – ударив Воську кулаком по голове, прошептал коневод. – Разбудишь кормильца, – добавил он с иронией в голосе. – Господин нуониэль, как же вы встали? Надо лежать.

Он взял нуониэля под руки и повёл обратно в палатку.

– Он хочет меня убить! – чуть не плача, прошептал Воська.

– Дурак! – рявкнул Закич, отправляясь укладывать нуониэля. Через минуту он вышел на улицу, закутался в шкуры и отошёл от лагеря, вдыхая свежий утренний воздух. Ему было холодно и неприятно оттого, что к босым ногам прилипает влажный песок и листья. Воська тихонько подошёл к Закичу.

– Лучше ему? – спросил старый слуга.

– После такой ночки? – усмехнулся Закич. – А вообще, пёс его знает. Чего это он встал? Может, и вправду не помрёт?

– Он вспомнил, – прошептал Воська. – Я кинул ему меч, и он снова сделал так, как тогда, на перекрёстке.

– Ломпатри запретил говорить про то, что случилось до Дербен, – продолжая созерцать степь, сказал Закич.

– Ах! Ох! То-то ты их приказания выполняешь! – укорил коневода Воська.

Они вернулись к палатке и развели костёр. Утро потихоньку вступало в свою полную силу. Из палатки вышел Ломпатри.

– Доброго здоровится! – весело поприветствовал его Закич.

– Собираемся в путь! – буркнул в ответ Ломпатри.

– Куда едем? – спросил Закич.

– В деревню.

– Мамочка! – удивился Закич. – Вот не ожидал, что теперь у нас есть пункт назначения. Какая радость. Господин рыцарь соизволил выбрать, куда нам теперь волочить свои кости.

Ломпатри вплотную подошёл к Закичу. Он взял у него из рук бурдюк, потряс его, и, убедившись, что тот пуст, швырнул обратно в руки коневоду.

– Запрягай коней, пьянчуга, – сказал рыцарь. – Путь не близкий. Да, и не благодари меня за то, что спас тебе ночью жизнь. Ты пока ещё мой слуга, и защищать тебя – мой долг.

– И меня не благодари, рыцарь! – отвешивая наигранный поклон, ответил Закич. – Моё дело, как коневода – господ из костров вытаскивать и получать за это по носу ногами!

– Хотел, Закич, кочевой жизни, – засмеялся Воська, – вот получай! Пойдём, уздцы достану.

Через час они уже колесили дальше, греясь в последних лучах низкого осеннего солнца. Безветрие и нега клонили в сон. Не давал уснуть только голод, разгоравшийся всё сильнее. Путники даже не заметили, как прямо перед ними выросли три всадника в сияющих кольчугах, с длинными пиками наперевес. На круглых тёмно-зелёных щитах воинов красовался белый силуэт птицы Сирин.

– Кто такие? – спросил один из всадников.

Ломпатри, лежавший на телеге, встал и схватился за свой меч.

– Подойди поближе – узнаешь! – ответил он.

– Ночью мы уже поймали одного разбойника, – крикнул другой всадник. – С ним разговор вышел короткий. Отвечайте по-хорошему, кто такие, и что здесь забыли! За нами отряд в две сотни щитов и скоро они будут здесь.

Закич, ехавший рядом верхом, подкатил к телеге.

– Двести щитов, – шепнул он Ломпатри. – это похоже на королевское воинство.

– Точно. Это один из гербов Вирфалии, – ответил Ломпатри, кивая на щиты всадников, на которых гордо красовалась птица Сирин.

– Что будем делать? – спросил Воська.

– За убийство того вирфалийского рыцаря на перекрёстке мне отрубят голову, – ответил Ломпатри.

– Но вы же его не убивали, –