Любовь - Анджела Картер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мистер Коллинз?
— Ну, и да, и нет, — ответил Ли, всегда говоривший правду. У нее на лице мимолетно отразилось удивление. Жестом она предложила ему сесть.
— Стул из стальных трубок, в точности по инструкции, — отметил Ли и, соскользнув с него, улегся на полу. Ему показалось, что стены смыкаются над ним по всем четырем углам, поэтому он заполз под прикрытие ее стола, а там столкнулся с высокими коричневыми сапогами психиатрессы в неестественной перспективе: подошвы великанские, передки вздымаются ввысь фабричными трубами. Сапоги были вычищены настолько превосходно, что, казалось, сами излучают сияние.
— Несколько экспрессионистский эффект, — сказал он.
— Прошу прощения?
— Все чуточку набекрень. Тени перекосило, свет падает черт-те откуда.
— Вы часто ходите в кино?
— Бывает. Это позволяет нам не разговаривать друг с другом, хотя она никогда не следит за сюжетом, а только смотрит картинки.
Поскольку на психиатрессе не было чулок, текстура ее кожи, казалось, имитировала поверхность сапог; он погладил ее по колену, а когда никакой реакции — ни отрицательной, ни положительной — не последовало, принялся ощупью изучать сначала внешнюю сторону бедра, а за нею и внутреннюю, пока пальцы его наконец не утонули в самой жаркой, влажной и волосатой расселине. В момент интимного контакта в голове его внезапно и яростно что-то взорвалось, и он мгновенно пережил всю ночь катастрофы заново.
Когда дым рассеялся, Ли обнаружил себя распростертым на другом конце комнаты. Он не знал, пнула ли его психиатресса, или это он сам отполз туда на полусогнутых, или же вся их встреча прокручивалась только у него в голове. Он с трудом поднялся на ноги и бочком проковылял обратно к столу. Психиатресса сидела точно в такой же позе, как и раньше: руки недвижно выложены на стол, лицо непроницаемо.
— Зачем вы прячете глаза?
— Фотофобия, — ответила она. — Присядьте, прошу вас, мистер Коллинз.
Ли сел. Потом помотал головой, чтобы в мозгах хоть немного прояснилось.
— Это… я не трогал вас вот только что?
Женщина расхохоталась и какое-то время не могла остановиться.
— Что вы употребляли?
— Чего?
— Какой наркотик? Какой наркотик вы употребляли?
— Этиловый спирт.
— А кроме этого?
— Он пихает мне в глотку горсть чего-то утром и еще горсть чего-то вечером. Разноцветные, очень красивые.
— Что?
— Таблетки.
— Он? — переспросила женщина.
— Мой брат.
— Визиты вашего брата вызывают на отделении нежелательную реакцию. Один шизофреник сразу признал в нем Иоанна Крестителя.
— Наша мамочка считала его Антихристом. Она тоже чокнутая.
— Вот как? — заинтересовалась женщина.
— Да, но она рехнулась намеренно. — Ли вдруг решил ослепить психиатрессу своей коронной улыбкой.
— А ну-ка еще разок! — немедленно попросила та.
Пораженный и пристыженный Ли закрыл лицо ладонями.
— Как бы вы определили свои отношения с женой? Хорошие или плохие?
— Ни хорошие, ни плохие. Они существуют. Она уже болела раньше.
— Болела?
— Ну, сходила с ума. — По щекам Ли катились слезы.
— Какое непостоянство настроений! — заметила женщина. — Почему вы плачете?
— Фотофобия.
Она выключила лампу, и комнату наполнили тени подступающих сумерек.
— У нее был нервный срыв до того, как мы познакомились. Я про него почти ничего не знаю. К тому же она, кажется, пыталась покончить с собой.
— А как вам кажется — вы вообще много знаете о своей жене?
— Дурища она набитая.
— Вы считаете, что понимаете ее?
— Нет.
— Как вы думаете, почему она отказывается видеться с вами?
— Чокнутая.
— А помимо этого?
— Она не любит навязываться.
— Еще раз попробуйте.
— А вам она разве не сказала почему?
— Она вообще мало говорит. Только вертит кольцо на пальце, а иногда — улыбается.
— Обручальное кольцо?
— Нет, не обручальное. Обручальное она проглотила.
— Проглотила? — не поверил Ли.
— Да. Пока никто не видел.
— Так откуда же вы знаете, что она его проглотила, если никто не видел?
— Об этом она сама сообщила мне — очень убежденно. К тому же его нигде не нашли. И она улыбалась — весьма самодовольно, по-моему.
— Должно быть, она видела меня на балконе при этом.
— При чем «при этом»?
— Я ведь был на балконе, трахал там эту девку, вот как.
— В ночь попытки самоубийства?
Ли кивнул.
— А если не считать этого, вечер проходил как обычно?
— У нас была вечеринка.
— По ходу которой вы вступили в половую связь на балконе.
Повисла пауза. Потом она спросила:
— Вы любите свою жену?
— А что — есть какая-то лакмусовая бумажка, которую можно макнуть мне в сердце и оценить это объективно?
— Значит, вы не испытываете привязанности к своей жене?
— Не будьте такой поверхностной, — раздраженно ответил Ли.
— Почему вы вступили в половое сношение с той девушкой на балконе?
— Я был пьян.
— Я догадалась. — Ее голос прозвучал суховато. — Но вы действовали под влиянием момента или девушка была вашей старой подругой?
Комната казалась Ли такой темной, что он едва мог различить, какого цвета у женщины волосы, хотя в окно очень хорошо было видно, что еще светло.
— Я спал с Каролиной — ее зовут Каролина, — я уже спал с Каролиной некоторое время, считая, что это ослабит напряг.
— Связь с этой девушкой как-то изменила ваше отношение к жене?
— Еще бы. Я стал к ней намного лучше относиться.
— Понимаю, — ответила женщина с удовлетворением, словно такого ответа и ожидала. — Вы чувствуете себя виноватым?
— Довольно сильно, — сказал Ли и снова ослепил ее улыбкой, уверенный, что она ее все равно не разглядит в темноте. Они снова замолчали, а потом Ли произнес, точно самому себе:
— Иногда кажется, что она вообще неживая, даже в самые лучшие времена. Аннабель — она же как привидение, которое просто сидит и вспоминает, а того, что оно вспоминает, возможно, и не было никогда.