Коварная дама треф - Вячеслав Белоусов

— Ты уже за себя…

— Так вышло. Судьба.

— Не хочешь писать — не пиши. Я тебе посоветовал. А там смотри.

С того разговора прошло дня два-три. Зуброва этапировали в город, в следственный изолятор, а мне позвонил Лукпанов, заведующий отделом райкома, и сразу с претензиями:

— Зачем арестовал?

— Преступление совершил тяжкое, — ответил я ему. — Чего же еще! Убил человека. Жену едва спасли и с собой мог черт-те что натворить.

— Это еще неизвестно.

— Похоронили одного. Вам трупа мало?

— Но он же член райкома?

— Ну и что?

— Как же? Надо было посоветоваться! Опять?

— Как? О чем?

— С райкомом согласовать. А то взяли моду — докладными забрасывать. Постфактун.

— Постфактум, Алексей Лукпанович, — поправил я его ненавязчиво, — что означает: после свершившегося. Или еще говорят: после праздника, но тогда это будет пост фэстум.

— Один черт!

— Меня прокурор республики на должность назначил, Алексей Лукпанович, и работаю я в прокуратуре. Что-то у вас все путаница…

— Это у тебя, Данила Павлович, все путаница в голове… От этого и все беды. Не понимаешь ты некоторых вещей.

И повесил трубку.

— Вид у тебя! — кивая Шаламову на стул, поморщился Игорушкин, не здороваясь и на Малинина не взглянув, весь возбужденный, будто в преддверии грозы.

— Он почти не ложился, — вступился за криминалиста Малинин.

— Это не причина, — оборвал защитника прокурор области. — И меня подняли на ноги чуть свет, однако…

Игорушкин китель снял, что делал нечасто, видно, действительно разогрел, распалил его недавний визит; сидел, хмурился за столом в белой рубашке, приспустив галстук и расстегнув воротник, потирал время от времени виски.

— Вот сводки происшествий, Николай Петрович, — протянул ему Малинин бумаги. — Колосухин звонил, приболел он, просил меня обсудить с вами вопросы предстоящей коллегии. У нас есть некоторые предположения по повестке.

— Хорошо, — буркнул тот, мельком просмотрев листки, и уперся в Малинина жестким взглядом. — Инцидент с арестом у Ковшова не выносите на заседание?

— Не подготовили еще. Готляр в район к Ковшову выехал по вашему поручению. Пока не вернулся. Я ему звонил, он просил перенести обсуждение на следующее заседание коллегии. Не успевает. Твердит, не разобрался.

— Недели не хватило! — сверкнул глазами Игорушкин и начал багроветь.

— Сообщает, не так там все просто… — начал осторожно Малинин.

— А зачем я его туда послал? — лицо Игорушкина покрывалось красными пятнами. — Ковшов там директора совхоза взял под стражу, члена райкома партии, депутата сельского Совета! А вам времени не хватает разобраться? Меня обком партии трясет чуть ли не каждый день! А товарищ Готляр, видите ли, только соизволил в район выехать, уголовное дело полистать! Где он? Найдите его! И пригласите доложить ситуацию!

— В районе он, Николай Петрович, — Малинин старался не смотреть на прокурора, сознавал, что не под настроение он угодил, не задался с утра рабочий день.

— Вечером чтобы был Готляр! С Ковшовым у меня! — не слушал Малинина Игорушкин. — И чтобы готовы были доложить материалы о законности ареста!

— Понял, Николай Петрович.

— А что с Колосухиным? Что это он вздумал перед коллегией болеть?

Малинин пожал плечами.

— Коллегия состоится при любых обстоятельствах, — постучал кончиками пальцев по столу Игорушкин. — Я срывать ее не позволю! Все вопросы, которые планировали, должны обсудить на заседании. И это… Передайте Виктору Антоновичу, если полегчает, я все же хотел видеть и его на коллегии. Сами понимаете… Вопрос нешуточный! Арест члена райкома партии!

— Понял, Николай Петрович, — Малинин протянул еще пачку бумаг.

— А это что?

— Вам сегодня на совещание идти в облисполком, Николай Петрович. Это наши обобщения о хищениях в сельском хозяйстве. Вы просили подготовить для выступления.

— Потом, — отмахнулся прокурор и перевел глаза на криминалиста. — Что стряслось-то? Личого мне сообщил — сам Максинов туда примчался?

— Был, — кивнул Шаламов.

— Не спалось, значит, и генералу, — поджал губы Игорушкин. — Ему-то что нервы закрутили? Ну валяй, рассказывай.

— На первый взгляд, картина обычная, Николай Петрович, — начал неторопливо криминалист. — Залезла бедная девчушка в ванну, в квартире матери, пока та на работе была. Пустила теплой воды… И вскрыла вены. Все как в кино. Классический, я бы сказал, случай. Она тихонько себе умирала, а водичкой квартира заполнялась. Через час-два, не знаю пока точно, медики скажут, вода нашла себе дорожки. У соседей закапала, засочилась. Те — наверх. Стучат. Не отвечает никто. Ну далее по известному сценарию. Соседи в жэк. Начали искать мать. Та в командировку выехала, там хотела и заночевать. Не отыскали ее. Взломали дверь. А там…

— Так…

— Видимых повреждений на теле, кроме порезов на руках, не имеется. При визуальном осмотре.

— Ну?..

— Я вгорячах по первой поре подумал, не включен ли еще газ? Что-то понесло, душок какой-то?

— Бывает, — кивнул Малинин.

— А я закурить хотел. Перепугался. Думаю, сейчас как рванет!

— Ты что же? — вскинулся Игорушкин.

— Ночь же! Подняли когда!.. Пронесло. Обманулся.

— Все? — еще не остыв от утренних нервных передряг, поежился Игорушкин.

— Ну… в общих чертах…

— Ты не так скучно, Владимир Михайлович. Ты подетальнее. Не часто у нас такие молодые к суициду торопятся.

— Самому страшно рассказывать, Николай Петрович. — Шаламов прикрыл глаза, будто вспоминал что. — Я вот ночь почти не спал. А про себя сам думал: «утихли молодости страсти», ан нет, приехал с происшествия этого, лег, приснилось черт-те что!

— Интересно! Это что же?

— А-а, — пожалел себя криминалист, заерзал на стуле, закачался из стороны в сторону, только ножками не замахал. — Вот, Николай Петрович, слышу я, вы Ковшова ругать собираетесь, шею мылить, а я с радостью бы сейчас в район! Я Данилу Павловича недавно встретил, разговорились… Отдыхает он там, думается мне, как на курорте! Отпустили бы и меня, Николай Петрович? Я и в деревню поеду. Согласен на любую глушь. Только б спокойно спать! Немолодой уже я, Николай Петрович, чтобы носиться по этим ЧП ночь-заполночь!

— На покой, значит, захотелось? — вроде удивился прокурор и невольно усмехнулся, лицо его посветлело, нервный тик отпустил.

— Готов.