Последний клиент - Константин Измайлов

Двух почти что близняшек-гурков звали Махиндра и Бахадур. А если учесть тот факт, что и фамилия у них на двоих была одна, Галлахер поначалу счел их братьями Гарун. И для того чтоб не путаться и не ломать язык, обозвал одного из них Бивис, а второго, скрыто иронизируя, Бадхед. Так ему казалось справедливым, тем более что гурки вновь обретенные имена встретили, как и подобает солдатам двадцать второго полка САС. Единственное, что раздражало сержанта, — в легких сумерках или в дождливый день он едва ли мог с уверенностью сказать, кто из них кто. Но одно Галлахер знал твердо — насвисти он первую фразу «Правь, Британия», и Бивис незамедлительно поддержит мотив и закончит куплет. Как-никак, а именно Бивис был лучшим волынщиком в полку, и по случаю редких парадов, словно мартышка в килте, изо всех сил дуя в мундштук, он представал перед сержантом героем одного из так и не написанных романов Киплинга.

Но те времена давно уж минули. Порт Стенли был взят легко и почти бескровно. Сержант со всем своим полком перенесся обратно через океан, на родину джина и виски, и жизнь стала снова пустой и пресной: казармы, новобранцы… Одним словом, рутина, и вот, выйдя в отставку, Род решил для себя, что не стоит терять из виду эту парочку задниц. Да и гурки не особенно стремились в пределы своего крохотного королевства. Что их там ждет? Маленькие смешные свиньи? Нищета и такие же чумазые соплеменницы? Престарелые родственники, в жизни не знавшие прелестей ватерклозета и радующиеся ежемесячным переводам из метрополии в полтора десятка фунтов? Вкусив отчасти сладостный плод западной цивилизации, ни один, ни другой не спешили с отъездом. Но и здесь, на островах, они не нужны были никому. Никому, кроме сержанта Галлахера, успевшего уже в первые месяцы вслед за отставкой найти работу по нраву. Ведь сержант считал себя «солдатом удачи» в полном смысле этого слова и продолжал оставаться таковым.

Теперь над ним не было унтеров, офицеров со стеками. Над ним не довлел устав, и отпала необходимость козырять направо и налево. Нужно было лишь исполнять в точности полученные инструкции и пересчитывать вознаграждение, размер которого зависел от того, насколько рискованным и грязным было порученное ему дело. Разумеется, Галлахеру пришлось попривыкнуть к новым условиям выживания, но Род не унывал — он был обязательным парнем, и гурки, которые с некоторого времени стали неотъемлемой частью его существования (сержант был в них уверен), и в самой сложной ситуации не подведут своего командира.

Даже если одному из них придется умереть, Галлахер знал: гурка умрет с улыбкой на смуглом лице, не издав ни единого стона, не проронив ни единого слова.

Этот день для Галлахера начался как обычно: пробежка вокруг ненавистного квартала, немного силовых упражнений (в небольшой каморке под лестницей у сержанта был оборудован микроскопический тренажерный зал). Затем завтрак, довольно традиционный для людей его склада: яйца, приличный кусок бекона и чашка кофе. Туалет, пять минут на гардероб — и в автомобиль. В районе Ковентри, неподалеку от вокзала Галлахер заглянул в свой почтовый бокс. Два раза в неделю он непременно навещал почтовое отделение — единственную, пожалуй, формальную связь с внешним миром. А если быть точнее, с работодателями. Но за последние пару недель никаких более или менее сносных предложений не поступало. Пара несостоявшихся клиентов интересовались, насколько скоро и как дорого обойдется организация преждевременного ухода в мир иной их ближайших родственников. Еще один идиот предлагал за пять фунтов избавить его от соседской собаки, которая, по его словам, каждое утро гадила на колесо его «Ваксхолла». Подобные предложения, кроме раздраженной усмешки, не вызывали ничего, и Галлахер, отойдя от почты на пару кварталов, отрешенно разрывал присланные ему конверты и бросал их в урну.

В этот день, еще только отмыкая замок бокса, отставной сержант ощутил, что за металлической дверцей его ждет нечто, способное существенно изменить его жизнь. Хотя, возможно, подобные ощущения посещали Галлахера и в остальные, весьма непродуктивные дни. Однако в плотном конверте оказалась четвертушка обычного машинописного листа, на которой было размещено несколько фраз. Сюда же был вложен банковский билет в сто фунтов. Совсем еще новый, словно только из казначейства. Галлахер аккуратно заправил сотню в портмоне и впился глазами в короткий текст. Содержал он следующее:

«Вам надлежит быть в Дувре двадцатого сего месяца у тридцать седьмого причала в двенадцать тридцать. При себе иметь самое необходимое. Состав участников на ваше усмотрение. Ваш клиент от 3 марта 92 года». Точка. Галлахеру не было нужды особенно напрягать память, чтоб припомнить все, что было связано с этим клиентом. Со дня увольнения со службы у него не было более щедрого и более загадочного клиента. Щедрого потому, что, кроме оговоренных сумм, по выполнении задания Галлахер получал еще столько же наличными. Удачно, причем скрывая этот факт от своих ходячих непальских задниц. А загадочным или, точнее, таинственным потому, что ни разу сержант не только не увидел своего заказчика — ни разу не услышал его голоса, а всю информацию по текущему делу он получал в письменном виде, извлекая иной раз записки из самых неожиданных мест. В том числе из карманов собственного пальто, которое Галлахер, он мог бы поклясться, не снимал в этот день в течение суток. Он получал указания с пиццей, находил рядом с пустой пивной бутылкой, оставленной на столике в номере очередного провонявшего карболкой отеля… Существование этого таинственного клиента будоражило любопытство Рода, но не настолько, чтобы попытаться раскрыть его личность. Тем более отставной сержант, как человек частично разумный, понимал прекрасно, что, сдерни он завесу тайны с человека — и можно сразу начинать размахивать руками, прощаясь с посуленным гонораром. А то еще что-нибудь и похуже может произойти…

Бивис и Бадхед, оба близнеца Гарун, снимали меблированные комнаты в небольшой дрянненькой гостинице без названия в Вулидже. В этой мебелирашке достаточно сносно относились к цветным различных оттенков, и господа из королевства Непал ощущали себя здесь гораздо лучше, чем в казармах своего родного полка. Дорога же в Вулидж отняла у Галлахера час с небольшим — ему повезло с пробками, так как основной транспортный поток изгибал спину по противоположной стороне, в направлении Лондона, дабы обеспечить столичных бездельников необходимыми продуктами. Бивис и Бадхед сидели по своим норам и бездумно пялились в телевизионный экран. По логике, на их месте можно было бы и сэкономить сотню фунтов в неделю, занимай они один номер на двоих, но при первой же попытке проживания вне казармы между псевдоблизнецами наметился раскол на почве личных интересов. Так, если Бивис был сторонником детских мультяшек и программ, посвященных охране окружающей среды, то Бадхед, хренов меченосец, интересовался фильмами о карате и обо всем, что могло стрелять и взрываться. А так как два телевизора, работающих на разных программах в одном помещении, доставляли близнецам некоторые неудобства, Галлахеру пришлось от своих щедрот оплачивать тридцать процентов стоимости снимаемого гурками жилья. Иначе соображения экономии могли-таки взять верх над чрезмерными потребностями господ Гарун, и неизвестно, как в этом случае трактовало бы Би-би-си происшедшее: то ли как конфликт на межнациональной почве, то ли как бытовую ссору. Или, не дай бог, как негативное воздействие средств массовой информации на недоразвитое сознание своих случайно подданных.