Контракт для двоих - Морин Чайлд

Переступая с ноги на ногу в попытке облегчить нарастающее возбуждение, она откинула назад голову. Адам скользил руками по ее телу, обрисовывая его контуры.

— Твоя кожа мерцает в лунном свете, — сказал он тихо и, наклонив голову, коснулся губами ее груди.

Девушка прогнулась и прижала руку к его затылку. Адам нежно покусывал и ласкал языком ее грудь, и, затаив дыхание, Джина чувствовала, как с каждым движением его губ в ней все больше и больше растет нежность к этому мужчине, который так старался держаться от нее на расстоянии для ее же блага.

Прижимаясь к нему, Джина смотрела, как его губы двигаются по ее телу, томительно дразня, растягивая удовольствие, как если бы он мог заниматься этим всю ночь. Несмотря на все слова Адама, его чувства к ней проявлялись в теплом дыхании на ее коже, в нежности рук, скользящих вдоль изгибов ее тела вниз по спине к мягкой округлости ягодиц. В его прикосновениях было все, о чем она когда-то мечтала.

Оторвавшись от груди Джины, Адам поднял голову, и девушка вскрикнула как от потери.

— Я хочу тебя, — прошептал он, и дрожь прошла по ее телу.

- Да, Адам, — выдохнула Джина. И эти два слова почти потерялись в тишине лунной ночи, окутывающей их своей влажной прохладой

Он встал перед ней на колени, раздвинул ладонями ее ноги и поднял голову.

Джина застонала, мир стремительно закрутился вокруг нее. Ей казалось, что ее легкие никогда не смогут набрать достаточно воздуха.

Боже, как это дико, подумала Джина. Их же могут увидеть. Она позволяла Адаму делать с ней все что угодно. Больше того, она сама хотела, чтобы он это делал. Но страх, смешиваясь с возбуждением, только подогревал разгорающийся внутри нее жар.

Единственными звуками, нарушавшими ночную тишину, были долгие стоны Джины, дыхание Адама да нервное постукивание лошадиных копыт.

Она желала его так, что едва могла дышать. Все вокруг перестало существовать. Остались только она и Адам и еще то, что он делал с ней.

Опустив глаза, Джина смотрела на него, чувствуя, как ее уносит куда-то, поднимая все выше и выше. Внезапно в голове у нее все поплыло, и волны освобождения прошли по телу.

— Какая ты сладкая, — сказал Адам, вставая с колен и целуя ее в губы, в щеку, в висок.

— Адам, это было... — Она уперлась лбом в его грудь, пытаясь перевести дыхание.

Адам притянул Джину к себе, понимая, что она хочет его так же, как и он ее.

Он шел сюда вовсе не за этим, ему хотелось только убедиться, что все в порядке. Что с ней ничего не случилось. Но в то мгновение, когда он увидел ее в серебре лунного света, все внутри него сжалось в тугой комок желания.

Адам знал, что поступает крайне опрометчиво, что Джина может увидеть в этом начало романтических отношений. Но ведь он же предупредил ее, верно? И его нельзя обвинять в неосмотрительности.

Они пошли на эту сделку с открытыми глазами. Каждый из них. И он делал только то, что позволило бы ему выполнить свою часть соглашения.

Вот и все.

Адам тряхнул головой, пытаясь отогнать беспокойно жужжащие мысли о будущем и сосредоточиться на настоящем. Он не будет гасить это пламя. Не будет пытаться ограничить его.

Как говорила Джина, у них есть сейчас.

Не отводя взгляда от ее лица, он опустил руку и расстегнул молнию.

Она обхватила ногами его бедра, и, повернувшись с ней вместе, Адам уперся спиной в столб изгороди. Старое дерево оцарапало его кожу, но он не обратил на это внимания. Все, что он чувствовал, все, что он хотел чувствовать, была эта женщина в его руках.

Адам легко удерживал ее стройное, гибкое тело, каждый дюйм которого так дразняще манил его.

Но, черт возьми, если он признается даже самому себе в том, что сделка с Джиной оказалась для него совсем не такой простой. Ее серебристый смех наполнял его сердце радостью. Ее темперамент бросал ему вызов. Ее страсть воспламеняла его.

Она откинула назад голову, выгнув спину. Адам мог смотреть на нее всю ночь. Слушать ее дыхание. Чувствовать сладкий, чуть отдающий цитрусом запах. Он наблюдал за каждым движением Джины и видел, как лунный свет омывает ее серебром, заставляя словно светиться изнутри. И когда она снова посмотрела на него, та же самая луна, отражаясь, танцевала у нее в глазах.

Их губы слились. Снова и снова Джина двигалась на нем, поднимая и опуская бедра все быстрее и жарче, как никогда раньше, и все равно ему было мало.

Он хотел ее.

Она... была нужна... ему.

Язык Адама переплетался с ее языком, и он с жадностью брал все, что она давала ему. Его дыхание смешивалось с ее дыханием. Джина затрепетала у него в руках, и Адам поймал стон, сорвавшийся с ее губ. Да, он хотел ее всю. Да, она вся была нужна ему. И где-то глубоко внутри он знал, что никогда не насытится ею.

И когда наступила кульминация, Адам подумал: а вдруг в эту ночь будет зачат их ребенок, и тогда это положит конец всему, что было между ними.

Она все еще не была беременна.

Джина немного побеспокоилась после той ночи во дворе, но судьба, очевидно, была на ее стороне.

И поэтому она все еще была замужем и все еще пыталась найти путь к сердцу Адама.

— Ты все время думаешь о нем, — обратилась к дочери Тереза. - Я это вижу по твоим глазам.

Джина сидела на своем месте за большим круглым столом в кухне Торино. Она привыкла к этому месту еще с тех пор, как была ребенком, и теперь, приезжая домой, всегда садилась именно туда.

Солнечный свет падал из широкого окна, стекла которого сияли идеальной чистотой. Настенные часы пробили двенадцать раз, и на заднем дворе старый ротвейлер Сэла тявкнул на рыжую белку. Большая кастрюля супа настаивалась на плите, наполняя воздух ароматами мяса и пряных специй.

Ничего никогда не менялось здесь, в этой кухне, подумала Джина. Стены каждые два года красились в тот же бледно-желтый цвет, иногда появлялись новые половички, или занавески, или набор сковородок, но все равно она оставалась тем, чем всегда и была. Сердцем дома Торино.

Кухня была тем помещением в доме, где вся их семья завтракала и обедала. Где Джина и ее братья смеялись и плакали, рассказывая о том, что случилось с ними за день. А их родители слушали и давали советы, а порой и наказывали, когда было необходимо. И теперь их выросшие дети, когда только могли, стремились приехать домой, чтобы прикоснуться к своим истокам.

Конечно, если случалось что-то, о чем они не хотели говорить с родителями, то лучше было держаться подальше. Особенно от мамы. От ее взгляда мало что могло укрыться.

Тереза стояла возле разделочного стола, заканчивая резать зелень для супа, и ждала ответа.

— Тогда я, должно быть, выгляжу счастливой, — сказала Джина, пытаясь изобразить на лице сияющую улыбку.