Охота на смотрящего - Евгений Сухов

Нужно очень точно и грамотно выбрать место. В этом случае психологическая составляющая будет на стороне организатора. Нечего думать о том, чтобы провести сходняк за границей. Времена, когда воровские сходки российских законных проводились в Европе, кажется, прошли. Полиция европейских городов последнее время стала относиться к крупным сборищам русских с особой настороженностью – газетная шумиха, поднявшаяся на Западе по поводу «русской мафии», сделала свое дело. На Западе сейчас уже не разгуляешься. Теперь любое появление в Брюсселе или Вене команды более чем из трех-четырех человек русских, а тем более на «Мерседесах», «бээмвэшках», вызывает просто панический страх у местных обывателей и автоматически ставит местных легавых на уши – все небезосновательно ждут очередного подвоха от «новых русских». Поэтому сходняк надо провести где-нибудь в России, в хорошо проверенном месте – скажем, в Большом Сочи или в каком-нибудь тихом курортном поселочке, где есть приличная гостиница или пансионат. Снять заведение с потрохами, на корню, дать хозяину капусты в зубы, чтоб закрыл его на пару дней, повесив табличку, нечто вроде «спецобслуживание» – как когда-то в добрые совковые времена, – и заняться выбором смотрящего. Мало кто мог тогда предположить, что привычное для всесоюзных здравниц «спецобслуживание» означало не прием иностранных туристов и не съезд мелиораторов, а очередной воровской сходняк.

С организацией схода более-менее понятно.

Беспокоило же Шрама скорее другое – как воспримут люди известие о смерти Варяга. Ладно свои, питерские. Эти за него встанут горой. Не вопрос! Как поведут себя московские, Шрам не знал, но надеялся, что его все-таки поддержат. Братва в обеих столицах в последнее время старалась не конфликтовать, улаживать дела полюбовно, «консенсусом», как выражался, царствие ему небесное, Стреляный. Казанские и нижегородские всегда имели собственное мнение. От них можно было ожидать неприятных сюрпризов. Они считали, что Москва и Питер далековато и на собственных территориях они должны править по-своему, ни у кого ничего не спрашивая; курские, ставропольские, краснодарские шли за ними. Забайкальцы и дальневосточные вообще в последние годы вели себя отвязанно. Скатились к полному беспределу. Но этих и не слушали особо. Главное, как выскажутся сибиряки и уральцы. С ними тоже могла возникнуть проблема. Но то, что Варяг сгинул в северной зоне, давало Шраму лишний козырь – всегда можно было свалить его убийство на ротозейство местных авторитетов, что не сумели обезопасить смотрящего. На этом можно было сыграть. Но действовать следовало осторожно, тонко. Главное, не перегнуть палку, иначе можно обидеть очень серьезных людей, это во-первых; а во-вторых, могут вспомнить о том, что Варяга все-таки повязали в Питере…

У законных может пробудиться интерес к дознанию, может возникнуть вопрос: как так вышло, что смотрящего не уберегли? А подобное любопытство чревато. Пока вроде никто не догадывался о том, что Варяга ментам сдал именно он, Шрам. «Быки», участвовавшие в той операции, погибли. Пузыря не стало. Теперь свидетелей нет. Калистратов не в счет!

Размышляя над всем этим, Шрам подъехал к Пионерской площади и припарковал «Лексус» рядом с синим «БМВ», из которого тотчас выскочил Гоша Грунт.

– Дашь свою машину?

– А зачем тебе, у тебя своя неплохая?

Гоша широко улыбнулся:

– К одной бабе еду. А твоя поновее будет, скажу, что это моя. А ты, если хочешь, мою возьми.

– Не угомонился еще, – буркнул Шрам, протягивая ключи. – Держи.

– Вечером пригоню, – пообещал Гоша и, юркнув в салон, дернул машину с места.

Глянув вслед удаляющемуся приятелю, Степанов поймал себя на том, что невольно ему позавидовал. Живет себя беззаботно. Птичка божья!

На душе у Степанова было неспокойно. Теперь он не знал, радоваться ему или печалиться, что Варяга нет. Ладно, пусть будет так, как карта ляжет!

Но почему-то от дурного предчувствия по коже ползли предательские мурашки.

* * *

Шрам отключил сотовый, когда направлялся на Васильевский остров на встречу с Калистратовым. Теперь, когда встреча была завершена, следовало связаться с Моней и выяснить, как прошла планируемая операция. Несколько раз он набирал его номер, но механический женский голос холодно и вежливо всякий раз извещал о том, что «абонент временно недоступен».

Дурное предчувствие усилилось: Моня никогда не отключал свой мобильник в рабочее время.

Следовало как-то отвлечься от навалившихся проблем, снять накопившуюся усталость. Шрам вспомнил про Ирку, свою давнюю любовницу, и, повеселев, направил «бээмвуху» к ее дому на Литейном.

Через двадцать минут он стоял у порога ее квартиры. Позвонил условным звонком, но ему никто не открыл. Шрам отпер дверь своим ключом и вошел.

Не раздеваясь, сразу двинул на кухню к холодильнику. Достал с верхней полки холодную бутылочку пива «Хайнекен» и открыл, привычно сорвав крышечку толстым золотым кольцом с рубином. Этому нехитрому трюку он научился еще в восьмом классе, подражая своему тогдашнему кумиру – отвязному шестнадцатилетнему пацану Генке Мякишу. Тот откупоривал «Жигулевское» именно таким способом, умело поддевая зазубренный край стальным кольцом, которое постоянно носил на среднем пальце.

С тех пор утекло много воды. И пива. И крови. Не было уже давно Мякиша – его опустили за беспредел на челябинской пересылке, а потом по-тихому задавили в общей камере. Да и сам он не прежний желторотый юнец, теперь к нему обращались уважительно: либо Александр Алексеевич, либо господин Степанов. Либо совсем просто – Шрам. Но он частенько, как бывало в далеком мальчишестве, открывал бутылку пива именно таким щеголеватым способом.

Впрочем, Шрамом его называли лишь самые близкие, кому это было позволено. Те, кто знал его с юности как одного из самых отчаянных и авторитетных бандитских вожаков Северной столицы. Те, кто с ним участвовал в десятках разборок, на одной из которых его полоснули по лицу финкой, оставив на щеке глубокий шрам. За что впоследствии он и получил свое грозное погоняло, эдакий несмываемый след боевой доблести.

После первой отсидки Шрам заделался авторитетом Выборга, перестал беспредельничать и, как всем казалось, стал жить по понятиям. Он упорно везде и всюду распространялся о том, что сила воровского сообщества России – в единстве, и жестко пресекал любые поползновения, ведущие к раздорам на вверенной ему территории. При этом Степанов безжалостно избавлялся от непокорных и упрямых: завозил их в лес и там, в назидание другим лидерам, расстреливал на глазах у примолкшей братвы, но он никогда не отказывался выступать посредником на мирных переговорах по урегулированию междоусобиц, нередко вспыхивавших между региональными группировками.

Постепенно влияние Сашки Степанова стало распространяться не только на его родной Санкт-Петербург, но и шагнуло далеко за его пределы. За ним даже, несмотря на сравнительно молодой возраст, стала закрепляться почетная кликуха Папа, хотя он предпочитал старую, ставшую привычной, – Шрам.

Шрам жадно высосал «Хайнекен» до капли и, аккуратно поставив пустую бутылку на стол, направился в спальню. Так и есть – Ирка тихо дрыхла, разметавшись по широченной кровати. Любила девка поспать – ничего не скажешь. Поспать и потрахаться. Она, кажется, никогда не застилала постель, чтобы иметь возможность в любой момент юркнуть под одеяло и покемарить часок-другой или отдаться по полной программе.