Заледеневший - Джеймс Д. Тейбор

— Разумеется.

— Вы знаете, как умерла Эмили?

На лице Блейна появилось прежнее выражение. Понизив голос, он ответил:

— По слухам, от передоза.

Его голос стал еще тише, и он оглянулся назад, на свой стол.

«Так, значит, уловка убийцы сработала. И, видимо, этот парень — не убийца», — подумала она.

— А какие-либо расследования проводились?

— Вы обратились не к той пробирке.

Халли подметила, что Блейн общается в основном с помощью расхожих клише.

— Что вы имеете в виду?

— Да то, что тело обнаружила Мерритт.

Не дожидаясь ответа, Блейн, оглянувшись через плечо, произнес: «Ого!»

Халли повернулась в ту же сторону. Женщина, завтракавшая в одиночестве за одним из соседних столиков, вскочила на ноги. Глаза ее расширились, рот раскрылся, лицо искривилось. Пронзительно вскрикнув, она схватилась за живот и рухнула на пол.

Невдалеке от нее сидел высокий мужчина с белой, как у альбиноса, кожей. Даже здесь, в тускло освещенном обеденном зале, он был в темных солнцезащитных очках. Быстро вскочив из-за стола и подбежав к сотруднице, он опустился перед ней на колени; приступ, случившийся с женщиной, напомнил Халли предродовые схватки, которые ей доводилось наблюдать раньше.

— Кто это? — спросила она Блейна.

— Врач. Начальник медслужбы станции. Орсон Морбелл.

Женщине, похоже, полегчало. Тяжело дыша, она сказала:

— Не понимаю, что со мной произошло. Я просто сидела и вдруг… — Она смотрела не в лицо врача, а куда-то поверх его головы.

Халли посмотрела туда, куда был направлен ее взгляд. Ничего, кроме перегоревших рождественских огней.

— Лежите спокойно, Дайана. Я сейчас позову людей, чтобы перенести вас в лазарет. Возможно, у вас аппендицит. — Обернувшись, врач обратился к кому-то из стоящих рядом мужчин: — Вызовите бригаду фельдшеров. И бригаду неотложной помощи. Скажите, пусть захватят каталку.

Халли показалось, что женщине около сорока лет. Оливковая кожа, черные волосы, зачесанные назад в виде конского хвоста; в речи слышится явный испанский акцент. Руки Дайаны выглядели так же, как руки Грейтера; плоское золотое обручальное кольцо и кольцо, подаренное в честь помолвки, ярко блестели на покрасневшей коже.

— Это Дайана Монталбан, — негромко сказал Блейн. — Биохимик. Университет Мадрида.

— Смотрите, — донесся до Халли откуда-то сбоку громкий шепот.

На Монталбан были надеты черная тренировочная куртка, серые спортивные брюки и кроссовки. Что-то непонятное творилось с ее животом. Он вспух, словно его надули, и выкатился поверх резинки штанов, отчего они сползли вниз. Халли заметила зазубренную розовую черту — шрам, оставшийся от кесарева сечения.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — спросил прежний голос, но теперь уже не шепотом.

— Дайана? — обратился к женщине Морбелл. — Что произошло? Ну скажите же мне.

Та закричала, оттолкнув доктора. Люди, окружавшие ее, стали в испуге пятиться назад.

— Кто-нибудь доставьте наконец сюда эту чертову каталку! — закричал Морбелл. — Ее нужно немедленно отправить в лазарет.

Руки женщины обхватили живот и прикрыли шрам. Она корчилась от боли. Халли видела, как кровь стала просачиваться сквозь пальцы, а потом хлынула потоком. Врач обеими руками надавил на тело Монталбан, стараясь воспрепятствовать кровотечению. Кто-то подал ему сложенный лабораторный халат, Морбелл сразу же его схватил. Он развел руки пострадавшей и прижал к только что образовавшемуся разрыву этот самодельный компресс. Халли видела, как кровь, пульсируя, вытекает из заросшего надреза, который почему-то снова раскрылся, превратившись в обширную красную рану. Сладковатый запах крови заполнил все пространство кафетерия.

Появились три человека из службы неотложной помощи; один нес медицинские чемоданчики, двое других толкали каталку. Вокруг торса женщины разлилась лужа крови, руки и ноги врача также были сплошь перепачканы кровью.

— Всем отойти прочь отсюда, и НЕМЕДЛЕННО! — закричал Грейтер за спиной Халли.

Она не слышала, как он подошел. Прижимая пропитанный кровью халат к раскрывшемуся шву, врач объяснял прибывшим медикам, как приготовить внутривенный коагулянт. Халли и Блейн влились в поток людей, направляющихся к выходу из обеденного зала. Девушка слышала, как Грейтер, включив свое радиоустройство, приказал:

— Команде биологической защиты прибыть в обеденный зал. Да. Все правильно. Снова, черт возьми.

Халли пришла с небольшим опозданием на встречу с главным научным сотрудником станции, но Агнес Мерритт, казалось, даже не заметила ее задержки. Перед тем как усадить Халли, она торопливо спросила:

— Вы слышали о том, что произошло в обеденном зале?

— Я была там. И сегодня, и вчера.

Мерритт грустно покачала головой:

— Что за ужасная напасть, доктор Лиленд, поджидала вас на полюсе. Я и представить не могу, что чувствовала бы, окажись на вашем месте.

— Спасибо за сочувствие. Прошу вас, называйте меня Халли.

— Отлично. А я Агнес. Агги для друзей, а в друзьях у меня почти все, с кем я знакома.

Кабинет Мерритт был чуть больше кабинета Грейтера, и в нем имелась пара складных стульев для посетителей. В углу на маленьком столике стояла кофеварка. Мерритт, наполнив две чашки, протянула одну Халли, потом пододвинула к ней тарелку с мелким печеньем в шоколадной глазури.

Большую часть своего завтрака Халли оставила в обеденном зале недоеденной. Она откусывала понемногу от одной печенинки, потом взяла вторую.

— Какие вкусные.

— Это рецепт моей бабушки. Я обожаю печь. После работы пробираюсь потихоньку в пищеблок.

В отличие от кабинета Грейтера, кабинет Мерритт был украшен картинами в рамах. К одной стене были прикреплены антарктические фотографии: вот Мерритт поднимается на борт самолета «С-130» в «Мак-Мёрдо», а вот стоит в своей красной парке возле станционного столба с флагом Соединенных Штатов с бокалом шампанского в руке по случаю какого-то праздника или памятного события. Вторая стена была украшена картинами из оставленного на время мира. На большинстве из них запечатлены объятия и рукопожатия по случаю вручения Мерритт наград и сертификатов. «Стена, оформленная в типично бюрократическом стиле», — отметила про себя Халли. Однако ее озадачило то, что тут нет ни одной семейной фотографии.

На вид Мерритт было около пятидесяти. Удобные джинсы туго обтягивали широкие бедра, из-под красного свитера из тонкой овечьей шерсти виднелась черная водолазка с высоким стоячим воротником. У нее было круглое красное лицо, то ли обветренное, то ли от высокого давления; курносый нос с красными прожилками; маленький влажный рот во время разговора округлялся, отчего создавалось впечатление, что Агнес выдувает слова.