Дом с маяком: о мире, в котором каждый важен. История Лиды Мониава, рассказанная ей самой - Лида Мониава

когда думаешь только о плохом. Ты о плохом подумал, а завтра проснулся и хочешь о чем-то хорошем помечтать».

Галя всегда признавалась, что больше всего боится боли. Друзья молились для нее о легком уходе. Но ей выпало на долю целиком разделить со своими подопечными судьбу неизлечимого онкологического пациента: встретить свой диагноз, мучительно лечиться, надеяться, хотеть до последнего жить и встретиться с пыткой необезболенности. В 2011 году подобрать эффективную схему для купирования боли не удалось.

«Я пачкала кисточкой с краской по стене своего венецианского дома, понимая, что счет идет на часы, и молилась только, чтобы все быстрее для Гали закончилось», – вспоминает Катя Марголис. Лида была рядом с Галей и много лет не могла говорить об этих нескольких днях.

«Страшно жить. И умирать страшно. Вот не знаю, что страшнее», – написала когда-то Галя в письме Лиде, как будто пророчествуя.

«Думала, она несокрушимый киборг, а оказалась синица в тапках», – скажет Ярослава Танькова, спецкор «Комсомолки», автор рубрики «Отдел добрых дел» о нуждающихся в помощи в РДКБ. Тележурналист Катерина Гордеева[14],[15], охарактеризует своего кумира так: «Гугл-группа “Как Галя”, сообщавшая при Галиной жизни новости о ее здоровье, теперь служит справочником и подмогой в нерешаемых случаях. Но в отсутствие Гали “нерешаемые” случаи решаются дольше и хуже: мы не справляемся»[16].

Неустанно звеневший звоночек, который в потоке уменьшительно-ласкательной речи и словечек с приставкой супер- («фондик», «шедеврик», «миллиончик», «супермегаклассный») способен был вершить судьбы, голос, который находил слова утешения для каждого и настойчиво повторял «нам нужен детский хоспис», этот голос-звоночек затих навсегда.

После отпевания в храме Космы и Дамиана Галин вдовец, иконописец Валентин Коновалов, по ее последней просьбе вручил всем выходящим из храма по колокольчику – Галя привезла их в чемодане из Америки. Чтобы не переставали звенеть.

Во время отпевания гроб оказался развернут головой к маленькой иконе Георгия Победоносца, которую когда-то писала сама Галя, художник по образованию. Каждый, кто подходил прощаться, с удивлением натыкался взглядом на хвост победоносного коня, на котором красовался лихой и совсем не канонический веселый бант. Хулиганский привет от «Смольного в миниатюре».

* * *

Вера Миллионщикова уйдет первой, разминувшись с Галей Чаликовой всего на несколько месяцев.

Лиде запомнится, как еще в самом начале болезни[17], лежа в реанимации, Вера Васильевна будет гонять оттуда своих же медсестер с обещаниями уволить, если попробуют к ней притронуться и переодеть. С позиции заболевшего все выглядит иначе, и это еще предстоит познать Лиде на своем опыте в 2020 году, когда она сама станет главой семьи – подопечной детского хосписа…

«Сегодня очень долго и здорово говорили с Верой Васильевной, – напишет Галя о разговоре 9 декабря 2010 года. Он станет последним. – Я ей рассказала о разных штуках здесь, в Америке, в больнице, тут всегда пациента отделяют шторкой, когда смотрят, чтобы он не стеснялся. Халатиком очень аккуратно прикрывают. У нас не так. Вера Васильевна даже записала и попросила меня все записывать и стащить в госпитале анкету для сбора анамнеза медсестрами. Говорили о том, что мировоззрение меняется от болезни и слабости. У меня настроение подавленное все время, что я уже не смогу соответствовать своим и чужим представлениям, делать то, что нужно, не смогу. Вера Васильевна посоветовала прочитать митрополита Антония про пожилых. Сказала: надо перестать гореть, научиться тихо светить. Еще она сказала, что у нее в кабинете стоит фотография, где мы втроем, она, Чулпан и я. Поэтому я всегда с ней».

Веры Миллионщиковой не станет через три дня. С утра она успеет сделать маникюр для завтрашней, как она ее называла, «встречи с олигархами».

На встречу, которая заложит финансовую основу для «Дома с маяком», Нюта Федермессер пойдет одна.

* * *

То собрание организовали бизнесмен Вадим Беляев и Анатолий Чубайс. Вера Васильевна и Нюта должны были представить стратегию развития фонда «Вера», включая организацию детского хосписа. «Тогда был только принят закон об эндаументе[18], – рассказывает Нюта в своем уютном кабинете, оформленном, как и весь Первый московский хоспис, в сдержанном и добротном английском стиле. – Мы должны были собрать с присутствующих деньги на целевой капитал, нам предстояло убедить четырнадцать человек… Я понимала, что мне нельзя сорвать встречу: всех этих людей в одном месте в одно время мы больше не соберем – они из разных стран и все очень занятые». Нюта позвонила Анатолию Борисовичу Чубайсу и сказала:

– Не сочтите меня чудовищем, которое не любило собственную мать, но давайте эту встречу не отменять.

– А ты сама сможешь психологически?

– Смогу. Нужно.

Вера Васильевна к встрече готовилась: записывала, что надо сказать, собирала рисунки, которые рисовал Даня. Это были грустные рисунки, вспоминает Нюта: лодка в реке без людей, собака, которая сидит спиной к зрителю без хозяина. «Мама на примере этих рисунков хотела сказать, что дети, которым не оказывается профессиональная паллиативная помощь, невероятно одиноки, ведь с ними никто не умеет говорить: ни медики, ни родители. Мама хотела показать тотальное одиночество умирающего ребенка».

На следующий день после смерти Веры Миллионщиковой Нюта Федермессер отправляется в отдельный зал ресторана «Пушкин» на Страстном бульваре на закрытую встречу с четырнадцатью людьми, которая проходит в гнетущей тишине. Докладчик умер, а ее дочь из помощника стала главным спикером. Наглядность гробовой темы достигла такой степени концентрации, что могло показаться, будто Вера Васильевна специально выбрала день для ухода…

«Справедливости ради надо сказать, что мамина смерть сильно повысила фандрайзинговый эффект этой встречи, – признаётся Нюта. – Но это было очень тяжело. Я делала презентацию, зачитывала текст с маминого рукописного листочка, наутро нам предстояли похороны… Помню, когда это все закончилось, Анатолий Борисович ко мне подошел, обнял и сказал “Слушай, Нют, ну ты мужик. Молодец”. Тогда я в первый раз после смерти мамы заплакала».

Эндаумент был создан. На следующий день после смерти Веры Васильевны Миллионщиковой у детского хосписа «Дом с маяком» появились деньги.

* * *

В кармане Лидиного просторного черного платья еще долго после смерти Гали Чаликовой продолжала бренчать укладка Галиных таблеток от диабета…

После похорон Веры Нюта и Лида сидели на подоконнике в коридоре Первого московского хосписа и обсуждали, что теперь делать и как жить дальше: «Мама умерла, и Гали скоро не станет». И становилось понятно: «Вышло, что Нюте от мамы достались хосписы для взрослых. А мне от Гали – хоспис для детей. Мы теперь взрослые».

…Когда в квартире-мастерской Петра Пастернака спустя пару лет раздастся звонок от Лиды с просьбой придумать логотип для нового благотворительного медицинского учреждения, Петр буквально за один день набросает три эскиза. Лида выберет тот, где девочка развешивает белье у маленького домика, подпирающего большой