Кровавая работа - Майкл Коннелли

— Ага, как же. Жду не дождусь, — и повесил трубку.

Маккалеб знаком показал таксисту, чтобы тот ждал его, и сделал еще один телефонный звонок. Сначала он подумал о Джей Уинстон, но потом передумал, решив немного подождать. Вместо этого он набрал номер Грасиэлы Риверс, который она дала ему. Это был номер сестринской комнаты отделения скорой помощи Медицинского центра «Хоули Кросс». Грасиэла согласилась пообедать с ним — хотя для обеда время было слишком раннее; к тому же Терри сказал, что новостей у него набралось не особенно много. Он попросил ее подождать его примерно до половины двенадцатого в комнате ожидания для экстренных пациентов.

Больница находилась в районе Долины, называвшемся Мишн-Хиллз. По дороге в Центр Маккалеб выглядывал в окно машины, но здешний пейзаж не отличался красотой: вдоль дороги тянулись в основном закрытые торговые центры и заправки. Они ехали по шоссе 405, направляясь на север.

Знакомство Маккалеба с Долиной было весьма обрывочным, главным образом — по совершенным здесь преступлениям. Их было немало, но на страницы газет они попадали в виде материалов, записанных с его слов. Статьи давались вместе с фотокопиями, перепечатанными с видеозаписей, где видны были брошеные тела убитых, найденные на шоссе вдоль набережной или на невысоких холмах, к которым лепились жилища обитателей этих мест. Кодовый Убийца совершил в Долине четыре убийства, а потом испарился, как ранний утренний туман.

— Вы что, полицейский? — спросил его неожиданно водитель такси.

Маккалеб оторвался от окна автомобиля и посмотрел в зеркальце заднего обзора, висевшее перед водителем. Тот с любопытством смотрел на Терри.

— Простите?

— Я спрашиваю, вы полицейский или кто?

Маккалеб усмехнулся, покачав головой.

— Нет, я не полицейский. Я вообще никто, — сказал он.

Он вновь отвернулся к окну, пока машина взбиралась вверх по шоссе. Они проехали мимо женщины, державшей в руках плакат с просьбой о милостыне. Еще одна жертва, которая даже не подозревает, кто и как обманет ее в следующий раз.

Маккалеб сидел на пластиковом стуле в комнате ожидания напротив женщины и сопровождавшего ее мужа. Женщина страдала от какой-то внутренней боли и сидела согнувшись, прижав руки к животу, словно оберегая боль. Муж был предельно внимателен к ней и выглядел очень встревоженным, постоянно справляясь у своей супруги, как она себя чувствует. Он то и дело подходил к окошку приемного отделения, задавая один и тот же вопрос: когда его жену пригласят на осмотр. Дважды Маккалеб слышал, как мужчина тихо спрашивал у жены: «И что ты собираешься им говорить?»

И каждый раз женщина отворачивала лицо, ничего не отвечая мужу.

Без четверти двенадцать Грасиэла Риверс появилась из дверей отделения скорой помощи. Она предложила пойти в кафетерий здесь же, при больнице, так как у нее был всего час свободного времени. Маккалеб не имел ничего против, поскольку после операции его прежний аппетит так пока и не вернулся и особого вкуса к еде он не чувствовал. Обедать в больничном кафетерии или в известном ресторане — для него сейчас не имело никакого значения. Бывали дни, когда он вообще забывал поесть, и напоминала ему об этом давящая боль в затылке, требуя подзарядить организм пищей.

Кафетерий был полупустым. Они понесли свои подносы с едой к столику возле окна с видом на огромную зеленую лужайку, посредине которой возвышался высокий белый крест.

— Это мой единственный шанс наслаждаться дневным светом, — сказала Грасиэла. — В нашем отделении нет окон, так что я всегда стараюсь сесть у окна.

Маккалеб понимающе кивнул.

— Когда-то давно, когда я работал в Квонтико, кабинеты там располагались под землей, в подвале. Окон нет, вечная сырость, промозглый холод зимой даже при включенном отоплении. Я почти никогда не видел солнца в то время. Разумеется, это сказывается на людях.

— Так вы поэтому переехали сюда? — спросила девушка.

— Нет, были другие причины. Но я думал, у меня появится окно, однако ошибся. Меня отправили на склад филиала. Семнадцать этажей, очень мало окон. Подозреваю, что именно по этой причине я обосновался на катере. Хочется быть поближе к небу.

— А что за филиал? — спросила Грасиэла.

— Извините. Это в Вествуде, большое федеральное здание недалеко от кладбища ветеранов.

Она понимающе кивнула.

— Так вы на самом деле выросли на острове Каталина, как писали газеты?

— Ну да. До шестнадцати лет я жил там, — пояснил Маккалеб. — А потом я жил с матерью в Чикаго. Странно, пока я жил на острове, мне не терпелось уехать оттуда. А теперь наоборот — я жажду вернуться.

— И что вы там будете делать? — спросила Грасиэла.

— Пока не знаю. От отца мне достался там причал. А может, вообще ничего не буду делать. Может, буду просто сидеть на солнце с удочкой в руках и пить холодное пиво, — ответил Терри с улыбкой.

Грасиэла улыбнулась в ответ.

— Но если у вас уже есть там причал, то почему вы не переберетесь туда уже сейчас?

— Просто катер не готов, не отремонтирован до конца. И я сам не готов пока.

— Понятно, — кивнула головой Грасиэла. — Катер — тоже вашего отца?

А это еще одна деталь его жизни, взятая из газеты. Кажется, он слишком много поведал о себе Кише Рассел. Он не любил, когда люди вот так вдруг узнавали о нем слишком много.

— Да, отец жил на острове. После его смерти катер перешел ко мне. Он стоял несколько лет без движения в сухом доке. И теперь требует капитального ремонта.

— А название катеру вы дали или отец?

— Ах, отец.

Грасиэла смешно нахмурилась, сдвинув брови, будто ей что-то попало в глаз.

— Мне не совсем понятно, почему катер называется «Обгоняющий волны», а не «Бегущий по волнам»? По-моему, так было бы лучше.

— Нет, так было бы неправильно. Я объясню. Тут все дело в волнах. Для серфингистов «волна» — это главный попутчик и соперник.

— А-а. И что это меняет?

— Ну, знаете, волны бывают разной высоты, порой очень даже высокие.

— Да, знаю.

— Так вот, за высокой волной всегда надо следить, потому что такая волна может захлестнуть судно и потопить его — если ты плывешь по течению. Все моряки знают, что если ты попал в «высокие волны», то должен двигаться быстрее, чем они. Обгонять их. Тогда на своем судне хозяин — ты, а не волны. Поэтому отец так и назвал катер. Чтобы всегда помнить, что иногда нужно оглядываться и знать, что там, за спиной. Он постоянно говорил мне об этом, пока я не вырос. Говорил, когда я уехал в город.

— Уехали в город? — опять не поняла Грасиэла.

— Да, когда я покинул остров. Он наказывал всегда следить за «высокой волной», даже на суше.