Будет все, как ты захочешь - Мила Серебрякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мам…
– Жанна, я прошу, не заставляй меня подниматься.
Сделав маленький глоток из стакана, Зинаида поднесла к губам фотографию сына и, поцеловав снимок, протянула его Катке.
– Посмотрите на него, посмотрите и скажите, мог ли человек с таким добродушным, чистым взглядом совершить то, в чем его обвиняют?
– Простите меня, Зинаида Сергеевна, но я вас совершенно не понимаю. Кто такая Яна Соболева? Куда она втянула вашего сына? И что за страшный поступок он совершил? Объясните толком.
– Она… она… – Зина забилась в судорогах.
Жанночка перепугалась, схватила трубку и набрала «ноль три».
– Она! Она, – словно испорченная пластинка, повторяла женщина.
– Мама, успокойся. Мамочка! – Девушка с мольбой посмотрела на Катку: – Прошу вас, уходите, мама разнервничалась, ей необходимо успокоиться.
– За все заплатит. За все! – кричала Зинаида.
В коридоре Копейкина была готова завыть от отчаяния.
– Жанна, ну хотя бы ты можешь сказать, в чем дело? Почему твоя мать проклинает Яну Соболеву? Кто она?
– Янка живет двумя этажами ниже. Квартира сто девяносто.
– Жанна, дочка! Где ты?
– До свидания! – Девушка практически вытолкала Кату на лестничную клетку и, хлопнув дверью, понеслась на зов матери.
Вытирая бумажной салфеткой вспотевший лоб, Катарина спустилась на лестничный проем и, прислонившись спиной к стенке, задумалась. Продуктивного разговора с родственниками Рената не получилось, она так и не выяснила, с какой стати парень оказался в чужой квартире и нашел там свою смерть. Но ведь узнать необходимо, жизненно необходимо. И желательно сделать это как можно быстрее. Она обещала Лике выяснить все в мельчайших подробностях, и она сдержит слово.
Зинаида обвиняет в смерти сына некую Яну Соболеву, проживающую в этом же подъезде. Значит, Катке рано вешать нос и признавать поражение. Она незамедлительно спустится на восьмой этаж и попытает счастье в квартире сто девяносто. Конечно, рассчитывать на радушный прием глупо, скорее всего, ее даже не пустят на порог, но ведь попытка не пытка.
Коснувшись кнопки звонка, Ката выпрямилась, словно гитарная струна, прислушиваясь к царящей на площадке тишине.
Секунд тридцать спустя тишину нарушил сиплый голос:
– Кто?
– Э… добрый день, – залебезила Копейкина. – Простите, вы не могли бы открыть дверь?
– А кто вам нужен?
Катка догадалась, что низкий голос принадлежит женщине.
– Я приехала к Соболевым.
Дверь приоткрылась. На Катарину испуганно смотрела седовласая женщина с морщинистым лицом и потрескавшимися губами.
– Кто конкретно вам нужен?
– Яна. Яна Соболева. Я двоюродная сестра гражданской жены Рената, и мне…
Женщина перекрестилась.
– Вас Колесниковы прислали? Снова будете проклинать нас на чем свет стоит? Зинаида винит во всем Яну, но Ренат тоже далеко не ангел. Вы не подумайте, я ни в коем случае не оправдываю поступок дочери. Несомненно, Яна виновата, но и с Рената вину никто не снимал. И Зину я понимаю, она лишилась сына, я искренне ей сочувствую, но что, ответьте, что я могу поделать? Чего она добивается? Чтобы я выбросилась из окна? Да?
Катке стало нестерпимо жаль пожилую мать неизвестной ей Яны. И она, сама не понимая, почему поступает именно так, а не иначе, выложила ей чистую правду. Призналась, что не состоит в родстве с Анжеликой и в ее планы вовсе не входит обвинять или защищать кого бы то ни было. Она просто приехала разобраться в ситуации и получить ответы на некоторые вопросы.
– Поймите, Лика сейчас в шоке – убили ее парня. А кто, за что и почему – неизвестно.
– Входите. – Соболева посторонилась.
В кухне пенсионерка усадила Катку на табурет, а сама села напротив. Несколько минут она хранила гробовое молчание, а когда гнетущая пауза слишком затянулась, изрекла:
– Яночку будут судить. Она во всем чистосердечно призналась. Адвокат говорит, что это обязательно учтут на судебном процессе. Какой приговор вынесет судья, пока неизвестно, но то, что Яне предстоит отправиться в колонию, я почти не сомневаюсь.
– Это она убила Рената, я права?
– Нет, нет, что вы. К его смерти Яна непричастна, да ее никто и не обвиняет в убийстве Колесникова.
– Тогда почему она арестована?
Не глядя на Катарину, Соболева зашептала:
– Когда мне разрешили свидание с дочерью, она рассказала все от начала до конца. История очень грустная, а финал трагичный.
Яна работала барменшей в закрытом клубе для обеспеченных господ. В основном контингент клуба состоял из мужчин предпенсионного и пенсионного возраста, которые уже давно перестали считать деньги. Принято думать, что денег много не бывает, но далеко не все готовы подписаться под данным утверждением. Есть люди, которые, заработав себе на обеспеченную старость энное количество миллионов, решают остановиться и посвятить дальнейшую жизнь не увеличению имеющихся капиталов, а их растрате. Ну не желают они больше богатеть, не желают и все тут. Надоело. Устали. Хочется пожить в свое удовольствие.
А что может быть лучше отдыха в закрытом клубе, где собираются близкие тебе по духу и мировоззрению люди?
Мужчины ежедневно собирались в стенах заведения и наслаждались обществом друг друга за карточными играми, разговорами о политике или просто приятной беседой ни о чем.
Этот клуб не имел ничего общего с заведениями, где у шеста прыгали длинноногие стриптизерши, отовсюду слышалась громкая музыка и женские повизгивания. Здесь все было иначе.
Женщин – если не брать в расчет обслуживающий персонал – в клубе практически не наблюдалось.
Максим Дмитриевич Кирсанов стал членом клуба в ноябре прошлого года. Этот почтенный низкорослый старец с шапкой седых волос и манерами аристократа сразу обратил на себя внимание Яночки.
Кирсанов наведывался в клуб три раза в неделю: по понедельникам, средам и пятницам.
Ровно в семь вечера он заходил в гостиную, садился в бледно-зеленое кресло у потрескивающего камина, доставал сигару и с интересом наблюдал за происходящим. Примыкать к компаниям коротающих время за игрой в покер Максим Дмитриевич не торопился, как, впрочем, не спешил и заводить знакомства с остальными членами клуба.
Он всегда держался особняком. Пару раз его пытались пригласить за карточный столик, но Кирсанов всегда вежливо, но твердо говорил свое категоричное «нет».
В баре Кирсанов заказывал исключительно красное вино и в отличие от других никогда не позволял себе перебрать лишнего.
Неизвестно почему, но Яночка, с первого дня появления Максима Дмитриевича в клубе, причислила его к графам.