Цунами. История двух волн - Аня Ким

— Нина, тот человек — больной извращенец. В этот раз я буду с тобой. Я никому не позволю обидеть тебя. Если кто-то просто посмотрит на тебя, я сломаю ему руку, хорошо?

Я нервно засмеялась. Тогда он осторожно взял меня за руку, и мы шагнули на эскалатор.

Он взял меня за руку. Он взял меня за руку, и мои пальцы обожгло огнем. Наши пальцы переплелись, и я поняла, что это первый раз, когда он прикасается ко мне. Впервые, между моей и его кожей не было никакой границы, я ощущала биение пульса, так, будто положила руку, на закипающий чайник. Подъем на эскалаторе занял целую вечность, но когда мы сошли с него, он не отпустил мою руку. Он крепко держал ее все время, пока мы были в метро и по дороге до торгового центра. И мне было так спокойно, всегда было так хорошо и безопасно рядом с ним.

Со стороны мы, наверное, выглядели как парочка, но напряжение, которое передавалось по нашим пальцам, с каждой секундой все сильнее привязывая меня к нему, было незримо. Для меня Хиро был сделан из чистого электричества, даже просто стоять рядом с ним было мучительно.

Внутри торгового комплекса мы остановились у парапета, ограничивающего круглое пространство пронзающее здание в центре. Мою руку можно было давно отпустить, но он не отпускал. Все еще смотря прямо перед собой, я прошептала.

— Не смотри на меня. У меня есть неловкий вопрос, — я сделала паузу и чуть сильнее сжала пальцы. — Просто скажи, что ты тоже это чувствуешь.

Вместо ответа он вдруг притянул меня к себе, так, что мы оказались лицом друг к другу близко-близко. Ноги не слушались меня, я едва не потеряла равновесие и уперлась свободной рукой в его грудь. Мы словно стояли внутри теплого потока воздуха и чем ближе мы были, тем сильнее он становился. Я почувствовала пробежавшую по его телу дрожь, когда он наклонился ко мне, так что его губы оказались прямо у моего уха.

— Это? — я беспомощно кивнула. — Я тоже это чувствую.

Потом он резко отстранился и пошел по направлению к мелким разноцветным едальням, расположенным по периметру. Около многих стояли мальчики и девочки в ярких фартуках и зазывали народ, было шумно, играла музыка.

Я догнала Хиро и пошла рядом, едва поспевая за его быстрым шагом.

— Я что-то не то сделала?

Он слегка нахмурился и потряс головой, словно стряхивая что-то с волос.

— Ты выводишь меня из равновесия.

Я непонимающе пожала плечами.

— Это какая-то японская проблема?

Тогда он наконец-то посмотрел на меня и сделал глубокий вдох.

— Это моя проблема. Когда ты рядом, я… Пойдем сюда, — неожиданно сменил он тему, и мы зашли в псевдоитальянский ресторанчик.

Он рассказывал про свою работу. Его компания занималась тестированием безопасности компьютерных систем. Недавно они получили государственный заказ, это был серьезный шаг в развитии компании. Наличие таких клиентов всегда повышает имидж предприятия. Его командировка была связана как раз с этим проектом. Он рассказывал это с воодушевлением, но я с грустью поняла, что для меня это, скорее всего, означало — реже видеться с ним.

Я рассказала ему о нашей учебной группе, описала место, где мы занимаемся. Он сказал, что знает эту школу, у них была хорошая репутация, пара иностранцев — его коллег, начинали учить японский именно там.

Периодически он отвлекался на звонки. Мне даже показалось чересчур часто для такого времени суток.

Я выразила свое удивление по этому поводу, но он объяснил, что некоторые их партнеры находятся в Европе и живут в другом часовом поясе.

Когда мы прощались, он даже не попытался поцеловать меня. И я не знала, нормально это или нет, но чувствовала растерянность. Нужно посмотреть какой-нибудь японский сериал, решила я. Чтобы иметь примерное представление о скорости развития отношений между японскими влюбленными. Хотя, я сокрушенно покачала головой, отпирая дверь, у нас с самого начала все было наперекосяк.

На следующий день у папы было дежурство в ночную смену. К сожалению Хиро в этот день также работал до позднего вечера. После моих занятий мы с папой съездили в музей современного искусства. Большинство инсталляций показались мне сомнительными, но были и работы, которые произвели сильное впечатление. Особенно мне запомнилась конструкция из стеклянных трубок, напоминающая сплетенные в объятии фигуры парня и девушки.

По трубкам бежала разноцветная жидкость, белая со стороны девушки и черная, со стороны парня. В местах их соприкосновения трубки также переплетались, словно они врастали друг в друга.

Я знала, кого мне это напоминало.

Мы с папой сошлись, на том, что современное искусство чаще всего остается непонятым и непризнанным. Авторы становятся знаменитыми посмертно. Музеи современного искусства нужно бы было переименовать в музеи непонятого искусства. Может быть, кому-то из этих авторов повезет, и они получат признание до того, как умрут?

Вечером отец ушел, а мне почти сразу позвонил Хиро.

— Я знаю, что уже поздно. К сожалению, мне нужно еще кое-что доделать, и я знаю, это не слишком хорошо звучит, но, ты не хотела бы приехать ко мне? Бери такси.

— Я вполне могу приехать на метро, — начала было я.

— Это не твоя проблема. Это я очень хочу тебя увидеть, может быть просто полчаса посидеть за ужином, но никак не успеваю закончить все вовремя.

Я сказала, что возьму такси. Мое сердце ликовало. Не знаю, как это выглядело по японским нормам приличия, мне было плевать.

Когда я приехала было уже около десяти. Хиро предложил поужинать пиццей, и я героически вызвалась ее разогреть. Мы сидели у темного окна, ели, разговаривали. Он был расслаблен и много улыбался. Из окна его квартиры открывался замечательный вид на ночной город. Я вдруг подумала, что это должно быть довольно дорогая квартира. Вероятно, она принадлежит его родителям? Я задумчиво разглядывала причудливые очертания подсвеченных зданий. Тогда он накрыл мою, лежащую на столе, руку своей. И меня всю словно накрыло колпаком теплой лампы.

Какое-то время мы сидели, смотря в черноту за стеклом, просто были рядом. Полгода я мечтала об этом, полгода все мое существо рвалось сюда. Я понимала, что обретенный покой краткосрочен, что счастье создается, только затем, чтобы быть разрушенным. Но сегодня я не буду думать об этом. Я подумаю об этом потом.

Он надел куртку, чтобы проводить меня. Про то, что мне пора, первым заговорил он, но сам же собирался ужасно медленно. Долго искал ключи, куртку, телефон. Я, кажется, научилась оставаться спокойным наблюдателем его внутренней борьбы. Уже убедилась, что лучше всего все оборачивается, когда решения принимает он, в его мире было больше условностей, его культура предполагала больше ограничений. Больше самоограничений. Я не могла ему помочь в этом. Но я могла ждать. И я собиралась ждать столько, сколько потребуется.