Королева дождя - Кэтрин Скоулс

Поставив фотографию на место, Кейт начала обыскивать комнату. Так как мебели было мало, все личное имущество Анны сразу бросалось в глаза. В ветхом деревянном ящике находился микроскоп. А вот одежда цвета хаки. Щетка для волос с серебряной ручкой. Затем Кейт нашла потертый бювар, оклеенный веленевой бумагой и перевязанный лентой. Поколебавший мгновение, она открыла его и обнаружила внутри незапечатанный конверт из плотного кремового картона. Достала сложенный документ.

«Последняя воля и завещание Анны Макей Мейсон…»

Кейт просмотрела его. Глаза, пробегая по юридическим словесам, выхватили ее собственное имя. Ее старое — настоящее — имя. Кейт Керрингтон.

Единственный бенефициарий.

В горле у нее пересохло. Нервно сглотнув, Кейт поискала дату составления завещания. Оно было составлено почти двадцать лет назад. Все это время Анна хотела, чтобы ее крестница унаследовала этот дом и сад, а не только ту полоску земли, которую недавно ей подарила.

В конце документа Кейт обнаружила приписку, сделанную не далее как два месяца тому назад. Там содержалось распоряжение по поводу захоронения праха Анны. Его следовало предать земле Африки — отвезти домой, в Ква-Мойо. Кейт уставилась на слова, напечатанные современным шрифтом. Вот и доказательство. Анна знала, что уже не вернется в Африку. Приехав сюда, чтобы найти Кейт, она смирилась с тем, что умрет в одиночестве, вдали от дома. Но ее жертва оказалась напрасной — Кейт не захотела ее слушать. Теперь женщина лежит в больнице, не приходя в сознание, и врачи обсуждают возможность легкой смерти.

Внезапно Кейт захотелось выбежать из этой тихой темной комнаты. Так и не заперев дом, она торопливо пошла напрямик через сад, не заботясь о том, что топчет растения.

Подойдя к черному ходу своего дома, Кейт услышала, что звонит телефон. Она быстро отперла дверь и кинулась внутрь. Схватила трубку.

«Пусть она будет жива!» — мысленно взмолилась Кейт. — «Не дай ей умереть!»

Женский голос на другом конце провода был спокоен и деловит.

— Госпожа Мейсон пришла в себя, — сообщил он. — Мы отключили аппарат, и она дышит сама. Приезжайте, если сможете. Она спрашивала о вас.

Ординатор стоял в дверном проеме и явно был ужасно доволен собой. Он попытался заговорить с Кейт, но она пронеслась мимо него.

Она сразу нашла взглядом лицо Анны. Серо-зеленые глаза, которые теперь были открыты. И густые седые волосы, сохранившие лишь слабый намек на рыжий цвет.

— Кейт, — пробормотала Анна. — Вы приехали. — Она говорила на суахили.

На глаза Кейт навернулись слезы, когда она ответила на том же языке:

— Разве неправильно, что я здесь?

— Правильно, — прошептала Анна; ее голос стал тоньше, потерял прежнюю силу. — Я хочу поговорить с вами. Это последнее, что мне осталось сделать.

В последующие дни Кейт оставалась рядом с Анной. Она просила ее больше отдыхать, набираться сил перед разговором.

— Время еще есть, — уговаривала ее Кейт. — Вы обязательно выйдете отсюда…

Анна подчинялась, так как, даже немного поговорив, она лишалась сил и задыхалась. Она предложила Кейт, чтобы не терять время зря, поведать о своей жизни. Она лежала совершенно неподвижно и внимательно слушала, а Кейт рассказывала о своей работе, друзьях, последнем мужчине, которого она отчаянно пыталась полюбить, но в конце концов оставила эти попытки…

Анна тем временем ела и спала с жадностью солдата, набирающегося сил перед последней атакой. Однажды утром она попросила Кейт съездить к ней домой и найти кое-какие пакетики с высушенными травками, кореньями и чем-то еще, которые она привезла из Африки. Следуя подробным инструкциям подруги, Кейт приготовила из них густое темное варево. Помешивая в горшке, она представляла, что автор «Книги современных мучеников» заглядывает ей через плечо. Когда все было готово, она перелила отвар в бутылку и принесла его в больницу, спрятав в пакете из коричневой бумаги. Это самодельное лекарство окончательно восстановило силы Анны. Врач сказал, что Кейт может наконец отвезти ее домой.

В нарушите врачебных рекомендаций Анна настояла на том, что будет сидеть в саду, в кресле скваттера, и попросила Кейт разжечь костер, чтобы она могла вдохнуть запах древесного дыма, даже несмотря на то, что он вызывал у нее кашель. Кейт осталась с ней: сидела в другом кресле, наливала в стаканы лаймовый напиток из старого заварочного чайника и решала, какую пластинку поставить. Когда опустилась ночь, девушка сходила в кухню, принесла керосиновую лампу и поставила ее на столик между ними.

Когда костер прогорел и вокруг воцарилась тишина, Анна беспокойно заерзала. Она подалась вперед и вперила в Кейт немигающий взгляд.

— Думаю, пришло время услышать мою историю, — заявила она.

1962, Танганьика, Восточная Африка

Анна лежала на узкой койке, укрытая влажной от пота простыней, в основном белой, но в пятнах сажи. Хотя было еще очень рано, она не спала, поскольку не могла расслабиться. Хаотичные воспоминания о вчерашнем дне снова и снова прокручивались у нее в мозгу: поездка ранним утром по улицам старого Дар-эс-Салама, суета на железнодорожной станции, носильщики, ловко забрасывающие багаж себе на спины. Вокруг одни темные лица. Прокаженный с изуродованной болезнью рукой, просящий милостыню.

Внезапно в дверь купе постучали. Анна села, отбросив смятую простыню.

— Кто там? — робко спросила она.

— Завтрак, мадам, — отрывисто сообщили из коридора.

Анна быстро надела халат и села у закрытого ставнями окна.

— Входите, — произнесла она, немного повысив голос, чтобы перекричать грохот поезда.

В маленькое купе, пятясь, вошел мужчина в красном тюрбане: он держал поднос с серебряной чайной посудой. Анна признала в нем молодого сикха, который стелил ей постель накануне вечером. Опуская поднос на столик перед девушкой, мужчина вежливо отвел глаза.

— За ночь мы немного поднялись, — сообщил он. Сикх говорил нараспев, в такт движению поезда. — Здесь воздух суше. Так гораздо комфортнее.

— Где мы? — спросила Анна.

Не дожидаясь ответа, она распахнула ставни — и ахнула. За окном, насколько хватало глаз, во все стороны раскинулась пестрая земля.

Длинные лоскуты голой красной почвы, усеянной одинокими утесами.

Деревья с зелеными кронами простирали изящные ветви-руки к ярко-синему небу.

— Центральные равнины Танганьики, мадам, — ответил индус.

— Да! — восторженно выдохнула взволнованная Анна. — Ода!

Наконец-то…

Весь предыдущий день Анна рассматривала тропическую растительность прибрежной низменности, ища признаки того, что вот-вот появится что-то иное. Но до того как опустилась ночь, пейзаж за окном, в общем, оставался прежним. Наступившее утро принесло с собой те перемены, которых она так жаждала — разительные и неожиданные. Она лежала прямо за окном — Африка ее мечты. Земля, ступить на которую она хотела долгие-долгие годы.