Моменты счастья - Алекс Дубас

Июль 1999 года. Всю ночь была дикая гроза. И вот я еду по уже высыхающему чистому сияющему городу со слезами счастья на глазах. В эту ночь у меня родился сын. И я приехал в роддом и первый увидел его. Маленький и смешной, со странным личиком, не похожий ни на кого. Такой милый и такой беззащитный – мой сын.

24 декабря 2007 года, день до моего ухода в армию на год. Я стою на краю обреза двери вертолета Ми-8 на высоте четыре тысячи метров, моя очередь прыгать, это мой шестьдесят восьмой прыжок с парашютом. Передо мной ушли две команды, я выдержал паузу перед отделением и шагнул за борт… но шагнуть у меня не получилось, что-то держало сзади. Я обернулся, это второй пилот высунулся из кабины и держит меня за ножной обхват. Прокричал: «Подожди, ошиблись с выброской!» Я жду сигнала на отделение прямо на обрезе двери вертолета, чуть высунувшись наружу. Вертолет еще двадцать минут кружился и ждал новых вводных о точке выброски от руководителя полетов. А я все это время смотрю на невероятное небо, оно всех цветов радуги, просто немыслимые облака, солнце отражается от них, все наполнено светом и счастьем. Пилот мне дает команду на отделение, я отделяюсь и падаю. Ощущение счастья, небо – как родной дом. Я дома! Через минуту бросаю медузу, парашют раскрывается. Я работаю под куполом, приземляюсь… и счастливый иду укладываться, чтобы еще пару раз прыгнуть и в армию на год…

Конец августа 2004 года. Большая машина, и человек, при взгляде на которого и при мысли о котором все во мне идет кувырком, сидит за рулем. На мне оранжевая футболка с принтом крыльями, оранжевые брюки, и ногти на ногах накрашены оранжевым. Я сижу по-турецки, несу какую-то чушь, чтоб не сказать лишнего, а он держит меня за палец на ноге, и тут понимаю, что мы уехали значительно (километров так на сто) дальше от того места, куда собирались. «А мы куда?» – спрашиваю. «Да на море. Ты же хотела на море. Крым или Одесса?» – «Крым», – ошалело говорю я. А до Крыма километров семьсот-восемьсот, и мы едем всю ночь, а потом еще купаемся и загораем полтора суток, и сидим ночью в креслах на берегу, и фотоохотимся на чаек, и едим мороженое и арбуз, и спим в обнимку, и гоняемся друг за другом, и я все время так невероятно счастлива, что никакие слова этого не передадут.

1992 год, конец сентября – начало октября. Я учусь во втором классе. Сегодня у нас в школе отключили холодную воду, поэтому всех учеников распустили по домам, и мы с моей школьной приятельницей Иркой бросаем портфели дома и приходим играть в мой двор. Подгребаем к железной горке кучу листьев и скатываемся в них. Валяемся, кувыркаемся в этих листьях, кидаемся ими друг в дружку.

Постепенно темнеет, и мама зовет домой. На прощание меняемся с Иркой новогодними открытками, и мне достается шикарная, с зеленой окантовкой и позитивным Дедом Морозом. А дома на кухне мама сидит со своей знакомой, а на ужин овощное рагу.

Интересно, что Ирка так и не стала моей лучшей подружкой, и в жизни было немало более насыщенных и интересных дней, но именно при воспоминании об этом дне в душе поднимается ощущение спокойствия, радости, безопасности, тепла и безграничного счастья.

31 декабря. Мне тринадцать лет. Даже в такой день – а тем более в такой день! – пропускать тренировки на конюшне просто кощунственно.

Нас семеро – и лошадей семеро: как раз поместимся в одну смену. Но в последний момент мне звонит папа и говорит, что надо съездить в деревню, поздравить прабабушку. Чувствую себя бессердечной, но реву и все равно умоляю: можно как-нибудь – без меня? Нельзя. Меня успокаивают: приедешь позже, оставим тебе твою любимую лошадь.

Червонка маленькая, толстенькая – потому что жеребая, на нее даже седло не надевают, серая в яблоках. Ресницы длинные, серые. Очень спокойная, но очень вредная.

Мы с ней на манеже одни, после тренировки. Тренер ушел в конюшню греться, мы отшагиваемся, сегодня ночью начинается Новый год, тут тихо и снег падает огромными хлопьями, я ложусь на спину лошади и всем телом чувствую ее движение. Я плачу, потому что я совершенно счастлива.

Сейчас на дворе 1980 год. Все только и говорят об Олимпиаде. Мне около пяти лет. Я живу в коммуналке вместе со своим старшим братом Серегой и родителями в Нижнем Новгороде (тогда еще Горький), на улице Бекетова. Я ничего не помню из детства, кроме того, что у нас рядом с домом есть гаражи, на которых и за которыми мы играли. Это была территория детских приключений. И вот мой момент счастья: я стою, и передо мной новый велосипед-«бабочка», красного цвета. У него переднее крыло, как на немецких мотоциклах, и такой номер на крыле пластмассовый. Я стою, готовый поехать на этой своей «бабочке», она на надежных толстых шинках. Мало что могло потом сравниться с тем счастьем.

Сейчас 1 мая 2003 года. Только что зародилась наша пара с моим любимым человеком.

Я у него дома в гостях. Немного замерзла, и он укутал меня пледом. Мы стоим на кухне, он заваривает чай. Иногда заглядывает мне в глаза, как бы спрашивая: «Не сон ли это?» А я улыбаюсь, потому что теперь точно знаю, что люблю его.

Я еще не знаю этого, но мы очень много лет будем вместе и очень счастливы. Это длится до сих пор.

Мы поженились, завели кота, переехали в другую страну. Но самое главное – у нас уже было и обязательно будет еще море щемяще-счастливых моментов.

Год, день, ночь – московское землетрясение.

Несколько часов назад родился сын, которого ждала, вымаливала семь лет. Все женщины в палате спят, утомленные…

У меня же сна ни в одном глазу.

Я абсолютно счастлива: нет больше «бесплодной смоковницы», есть «зачем жить».

И не случайно кровать начинает качаться, поскрипывать – земля радуется вместе со мной.

Приехала знакомая из Австрии и привезла в подарок коробку сладостей с мягкой игрушкой – нечто симпатично-волосатое сиренево-лилового цвета с одним задумчивым желтым глазом и бесконечным ртом, охватывающим по периметру практически всю игрушку. При грубых ласках в виде сдавливания игрушка что-то трепетно верещит по-немецки и отчаянно смеется. И если со сладостями все было более-менее понятно – отдал медсестрам (должно же быть что-то сладкое и в их нелегкой жизни), то с игрушкой было сложнее – дети вроде взрослые, а женщин постарше можно и напугать… В общем, поехали домой дуэтом… Московские пробки, как всегда, нечто особенное. Параллельно моей машине двигалась красная «Тойота» – на водительском сиденье отчаянно махала руками длинноволосая блондинка, а на заднем, не менее выразительно жестикулируя руками и ногами, завывала девочка пяти – шести лет. Борьба миров длилась минут десять – молодой мир принципиально стоял на чем-то своем и быстро заканчивать драму не собирался… Периодически они то уходили вперед, то отставали, но картинка не менялась… Я попытался покорчить рожи взбалмошному существу, но особого успеха, наверное, в связи с возрастом это не имело… Неожиданно я вспомнил про подаренное чудище и прижал его к боковому стеклу. Девчушка сначала опешила и от удивления даже открыла рот, потом весь окружающий ее мир перестал существовать и сузился до размеров этого лилового существа, она глядела и видела только его. Видимо, внезапное молчание в кабине озадачило мамашу, и она тоже повернулась в кресле и стала смотреть в мою сторону… Я остановился, посигналил и, открыв окошко, выставил руку с существом. «Тойота» осторожно подобралась ко мне, заднее стекло опустилось, и счастливая девочка осторожно и как-то неуверенно взяла его из моей руки… Сзади терпеливо стояли другие машины, и, как ни странно, ни одна сволочь не бибикнула… Читаю по губам: «Спасибо!» Красная «Тойота» двинулась вперед, еще долго сигналя габаритными огнями… Они ушли из моей жизни, наверное, навсегда, эти два человека, но осталось нечто внутри, что невозможно описать, но можно почувствовать, наверное, это и есть кусочек твоего незаслуженного счастья… Господи, до чего же приятно хоть иногда быть Твоим посланником!.. Да и день не прошел напрасно, ведь ты сделал одного маленького человечка хоть, может, и ненадолго, но счастливым…