Оружие Вёльвы - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но сейчас, зимой! Это будет для тебя слишком опасно. Может, подождать до Середины Лета? Ведь время у нас еще есть.
– Я хорошо подготовлюсь. И я как раз хочу узнать – есть ли у нас время.
* * *
Хравн, отец Хравнхильд и Виглинд, умер, когда Снефрид было два года от роду. Ей казалось, она однажды его видела, когда Виглинд привозила ее в Каменистое Озеро, но со временем она начала сомневаться, что старик с длинной седой бородой и лохматыми черными бровями, который предстал сидящим у очага в полутьме и дал маленькой девочке подержать странную палочку из бронзы, на самом деле был ее родной дед, живой человек – он больше походил на духа, способного принимать облик ворона или человека. В округе его считали колдуном, большим умельцем наводить проклятья, и сторонились. Тоже со временем Снефрид начала удивляться, как у ее отца хватило духу жениться на дочери такого человека. Отец немного рассказывал ей, что когда ему было лет шестнадцать-семнадцать, он порой наезжал к Хравну, чтобы поучиться резать сильные руны, и там познакомился с обеими его дочерьми. Но если старшая дочь, Хравнхильд, охотно перенимала все, чему отец – да и мать, – могли ее научить, то Виглинд избегала этих дел и стремилась уйти из дому, где витало слишком много колдовства и слишком часто гостили духи. Она рассказывала Снефрид сказки о том, как некий человек забрался в дремучий лес, чтобы попросить колдуна о помощи, как тот задавал ему опасные задания, но тот все преодолел благодаря помощи прекрасной дочери колдуна, которую потом похитил. Когда мать уже умерла, Снефрид стала думать, что в этих сказках было что-то из жизни самой Виглинд. После замужества та не совсем порвала с родными, – навещала же она сестру и родителей, пока те были живы, – но Асбранд никогда, сколько Снефрид помнила, к ним не ездил и не принимал их у себя, кроме того дня, когда сестра с матерью приезжали помогать Виглинд при родах. Да и то отец, кажется, жалел, что не позвал вместо них каких-нибудь других женщин.
Несклонность Виглинд иметь дело с колдовством в немалой мере повлияло и на желание Снефрид держаться от этих дел подальше. Дед, бабка – жена Хравна пережила его на два года, а эти годы провела в полном молчании, – внушали девочке страх, а теперь, в воспоминаниях, казались скорее выходцами из Утгарда, чем живыми людьми, к тому же связанными с нею близким кровным родством.
Асбранд никогда, сколько Снефрид знала, не пользовался вредоносным колдовством. Знал ли он такие способы – она не спрашивала. Но он владел искусством «лежать на кургане», то есть общаться с мертвыми. Само по себе это действо было трудным и опасным, и ясно было: если уж Асбранд считает нужным незамедлительно к нему прибегнуть, значит, находит их положение угрожающим.
– Может, мне стоит снова съездить к Хравнхильд? – поеживаясь, предложила Снефрид. – Она, конечно, будет торжествовать, что нам понадобилась ее помощь… как она и предсказывала, но, может быть…
«Никто из этих жалких людишек не посмеет больше тебе докучать… Ты станешь могущественной, как королева…» – что-то такое говорила ей тетка минувшей осенью. Но одновременно Снефрид вспомнила и цену, которую придется заплатить за могущество. Из этой реки нельзя черпнуть ковшом ровно столько, сколько тебе нужно, и уйти, не замочив ног. Чтобы получить силу, придется взамен отдать саму себя, погрузиться в эту реку с головой и делать все то, что она потребует. Всю оставшуюся жизнь. Поэтому она малодушно обрадовалась, когда отец покачал головой:
– Хравнхильд уже сказала свое слово. Посмотрим, что скажет старик.
Немного выжав до подходящего дня, Асбранд отправился в путь. С собой он взял свернутую медвежью шкуру и топор. Путь его лежал к Каменистому Озеру – старика и его жену похоронили поблизости от их хутора. Там же виднелись невысокие старые холмики, служившие посмертным домом их предков, но курган Хравна был самым высоким. Асбранд и его работники помогали его возводить, надеясь этим успокоить дух старика и помешать ему тревожить живых.
Когда Асбранд добрался до места, уже темнело. Погода в последние дни стояла теплая для зимы, Каменистое озеро было почти свободно, только у самого берега, среди камней, лежали куски старого белого льда, будто расстеленное полотно, а шагов через десять начиналась чистая вода. На хутор Асбранд заезжать не стал, не имея никакого желания видеться с Хравнхильд.
Курган Хравна стоял посреди широкой поляны, свободный от снега, покрытый блеклой, полусгнившей прошлогодней травой. Привязав лошадь на опушке, в ельнике Асбранд нарубил лапника и устроил из него подстилку на самой вершине кургана.
Взошла луна – полная, одетая желто-красной дымкой. Асбранд улегся на лапник, накрылся медвежьей шкурой, укутался в нее с головой и стал призывать дух Хравна. Через какое-то время сознание поплыло, а потом рот сам собой растянулся в широком зевке – это входил призванный дух. И будто черная бездна властно потянула его к себе – далеко внизу мелькнули запрокинутые лица каких-то женщин, и все погасло.
…Очнулся Асбранд от сильной дрожи, сотрясавшей все тело, и с широко раскрытым ртом – только что чужой дух покинул его тело. Закрыв рот, он с трудом сосредоточился. Сел, сбросив край шкуры с головы. Глубоко вдохнул свежий воздух зимней ночи и закашлялся. Луна немного сместилась – уже миновала полночь. Дрожь не проходила. Собравшись с силами, Асбранд поднялся на ноги, кое-как свернул шкуру и направился к своей лошади.
Снефрид не ложилась спать. Вдвоем с Мьёлль они сидели у горящего очага, но не разговаривали, тишину нарушал только храп двоих работников на спальном помосте, и они сразу расслышали стук у ворот.
Асбранд с трудом слез с лошади – Снефрид пришлось его поддержать и помочь войти в дом, пока Мьёлль уводила лошадь в стойло. Держа отца под руку, Снефрид ощущала, что он дрожит. Усадив его у очага, она накрыла его плечи теплой овчиной и подала горшочек с отваром душицы с добавлением меда: она приготовила его заранее и держала возле очага.
– Ничего не говори, – сказала она, с тревогой заметив, как осунулось его лицо. – Это потом. Сначала отдохни.
Асбранд слегка кивнул, грея руки о теплый горшочек. Коснувшись его плеча, Снефрид убедилась, что он все еще дрожит, и ее саму пробрала дрожь. В этой дрожи она ощутила холод оставшейся снаружи ночи – владения дев