Рокоссовский - Борис Соколов

Константин Рокоссовский выполнил и это поручение. Вернувшись в Мысовск, он грузит свой отряд в состав и отправляется в Верхнеудинск. Не медля ни минуты, из Верхнеудинска он выступает походным порядком навстречу врагу в Тарбагатай. И все это на костылях. Невольно приходишь в восхищение от решительности, энергии и самоотверженности этого необыкновенного человека!»

Тут действительно есть чему удивиться, особенно если учесть, что никто не собирался отправлять тяжело раненного Рокоссовского в находящийся за сотни километров от места боя Мысовск (ныне Бабушкин), когда под боком находился более крупный город Троицкосавск с хорошим госпиталем. Там и оставался Рокоссовский все время, пока эпопея Унгерна подходила к своему бесславному концу. Не стоит приписывать Константину Константиновичу какие-то сказочные подвиги — у него вполне достаточно настоящих.

Ранением в бою под Желтуринской Гражданская война для Рокоссовского фактически закончилась. Но, как члена партии, молодого перспективного командира подходящего пролетарского происхождения, да еще с двумя орденами Красного Знамени, его оставили в армии, несмотря на широкомасштабные сокращения. Ему пришлось еще на десятилетие задержаться на Востоке России.

В октябре 1921 года, вскоре после выписки из госпиталя в Троицкосавске (ныне Кяхте), Рокоссовский получил очередное повышение. Ему теперь пришлось командовать кавбригадой, правда, только один год. В автобиографии 1940 года он писал: «В октябре 1921 года переведен командиром 3-й бригады 5-й Кубанской кавалерийской дивизии. В октябре 1922 года в связи с переформированием 5-й дивизии в Отдельную 5-ю Кубанскую кавбригаду по собственному желанию назначен на должность командира 27-го кавполка этой же бригады». В аттестации 1921 года о Рокоссовском говорилось: «Занимал последовательно должности командира кавдивизиона и кавполка. За всю свою службу показал себя с лучшей стороны. Полк во всех отношениях подготовлен хорошо. Конский состав полка, несмотря на тяжелые условия, пройденные в Монгольской операции, находится на должной высоте. Личное мужество, умение руководить в бою, богатая инициатива т. Рокоссовского отмечена двукратным награждением его орденом „Красное знамя“. Обучать красноармейцев и командный состав, как по условиям военным, так и мирного времени, может вполне успешно. Аттестован на должность командира бригады».

27-й кавполк дислоцировался в Забайкалье. Летом 1922 года в Троицкосавске, старинном купеческом городке на самой монгольской границе, Рокоссовский познакомился с местной уроженкой — красивой молодой учительницей женской гимназии Юлией Петровной Барминой, происходившей из семьи купцов и работавшей также городским библиотекарем. Отец Юлии сначала был против ее брака с красным командиром, но потом сдался. 30 апреля 1923 года они с Константином поженились. Юлии тогда было двадцать три года. В 1925 году у них родилась единственная дочь Ариадна (Ада).

Вот аттестация командира 27-го кавполка 5-й отдельной Кубанской кавбригады Рокоссовского, данная в конце 1923 года:

На аттестации командующий 5-й армией И. П. Уборевич 3 декабря 1923 года написал следующее: «Заслуживает выдвижения на должность комбрига кав. бригады вне очереди».

Столь же блестящей была и позднейшая аттестация: «Энергичный, инициативный и решительный командир. Дисциплинирован. Требователен к себе и подчиненным. Хорошо разбирается в оперативной обстановке. Имеет большой опыт империалистической и гражданской войны. К делу относится с любовью. Пользуется большим авторитетом. Обладает незаурядными умственными способностями. Аттестован на должность командира кав. бригады».

Рокоссовский по-прежнему утверждал, что окончил пять классов гимназии; это помогало ему удержаться на посту командира полка. Характерно, что уже в этой, одной из первых аттестаций Константина Константиновича в Красной армии отмечались его незаурядные умственные способности. Не приходится сомневаться, что Рокоссовский при своей любви к военному делу путем самостоятельной работы сравнительно легко восполнил недостатки своего формального образования, которое, скорее всего, не превышало трех классов городского училища. Вне всякого сомнения, будущий маршал был прирожденным полководцем, и даже все недостатки Красной армии, ставшие очевидными в 1930-е годы и во время Великой Отечественной войны, не могли помешать проявиться его военному таланту.

В 1923–1924 годах Рокоссовскому приходилось сражаться против остатков отрядов атамана Г. М. Семенова, окопавшихся в Забайкалье или приходивших из-за китайской границы. В тот период его 27-й кавполк был признан лучшим в Сибирском военном округе. В сентябре 1924 года он был направлен в Ленинград в Высшую кавалерийскую школу, вскоре преобразованную в Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава. При этом время обучения сократили с первоначально планировавшихся двух лет до одного года. Там же, на курсах, в 1925 году Рокоссовский окончил и кружок марксистско-ленинской подготовки, что должно было свидетельствовать об идеологической благонадежности. Здесь он преуспел не только в занятиях с планами и картами, но и в конноспортивных соревнованиях, а в свободное время увлекался фехтованием на саблях и эспадронах. Нередко они сходились в поединке с будущим маршалом Георгием Жуковым, причем чаще верх брал Рокоссовский.

По воспоминаниям учившихся вместе с ним товарищей, именно тогда Константин Константинович увлекся трудами выдающегося немецкого военного теоретика XIX века Карла Клаузевица. Маршал И. X. Баграмян, познакомившийся с Рокоссовским на курсах в Ленинграде, свидетельствовал: «Особую симпатию в группе вызывал к себе элегантный и чрезвычайно корректный Константин Константинович Рокоссовский. Стройная осанка, красивая внешность, благородный, отзывчивый характер и великолепная спортивная закалка, без которой кавалерист не кавалерист, — все это притягивало к нему сердца товарищей. Среди нас, заядлых кавалеристов, он заслуженно считался самым опытным конником и тонким знатоком тактики конницы». В другом варианте своих мемуаров Иван Христофорович добавил дополнительные штрихи к портрету Рокоссовского: «Константин Константинович выделялся своим почти двухметровым ростом. Причем он поражал изяществом и элегантностью, так как был необычайно строен и поистине классически сложен. Держался он свободно, но, пожалуй, чуть застенчиво, а добрая улыбка, освещавшая его красивое лицо, притягивала к себе. Эта внешность как нельзя лучше гармонировала со всем душевным строем Константина Константиновича, в чем я вскоре убедился, крепко, на всю жизнь сдружившись с ним».