Ястреб на перчатке - Александр Рау

— Можешь, — согласился я. — Только где ты потом найдешь человека, что отдал бы тебе свой амулет Жизни? — Я снял с шеи сапфир и передал его королю. — Держи, зарядил.

— Да, на преданность твою я всегда могу положиться, — кивнул Хорхе. — Поэтому и держу.

Он протянул руку, чтобы взять амулет, но замер.

— А зачем меняться — они же одинаковые? Или себе ты сделал лучше, чем королю, признавайся? — Хорхе чуть улыбнулся.

Конечно, лучше, подумал я, но вслух сказал другое:

— Нет, они одинаковы по силе. Просто этот настроен именно на тебя. Действует эффективней.

Короля объяснение вполне удовлетворило. Мы обменялись сапфирами.

— Планируешь долговременный союз с Далмацией? — Я показал на бумаги.

— Да, — кивнул король.

— Выдашь Ангелу за тамошнего наследника, Марка?

— Еще не знаю, — ответил Хорхе. — Для нее спрашиваешь? Успела нажаловаться на злого дядю? — внезапно спросил он.

— Нет, простое любопытство.

— Ладно. Передай Ангеле, что свое обещание я помню. Никто ее неволить не будет. За кого хочет, за того и выйдет.

— Сам ей это скажешь. Когда я еще увижу принцессу?

— Сегодня. Найдешь ее в покоях наследника. Она хотела тебя видеть.

— Зачем? — удивился я.

— Узнаешь, когда встретишься. Если не ошибаюсь, что-то связанное с этим скандалом, тобой и Изабеллой Клосто.

Покои принца располагались в противоположном крыле дворца. Войдя в комнату для занятий, я стал свидетелем умилительной картины. Ангела читала вместе с принцем сказки.

— Хорхе, не упрямься. Прочитай еще две страницы — и можешь идти играть.

— Не хочу! — противился наследник. — Мне эта книжка не нравится. Скучная.

— Хорошо. Давай возьмем другую книжку. Какую ты хочешь? Может быть, «Сказание о Храбром Фернандо» или «Дракон Гаанады»? — предложила принцесса.

Его Высочеству, будущему Хорхе Четвертому — надеюсь, это произойдет не скоро, — недавно исполнилось пять лет. Ужасный возраст. Да и вообще с детьми, особенно с маленькими, очень трудно. Но Ангела прекрасно справлялась.

Мать наследника отравили вскоре после его рождения, на следующий день после коронации Хорхе. Женщина по ошибке выпила вина из стакана супруга.

Ангеле тогда исполнилось тринадцать, она сама недавно стала сиротой. Трагически погиб ее отец, брат Хорхе. Юная принцесса приняла активное участие в воспитании наследника. Отчасти заменила ему мать.

При моем появлении учебный процесс остановился. Принц тут же потерял всякое желание учиться. Я не стал обманывать его ожидания, показал маленький фокус: модель парусного корабля, висевшая на стене, внезапно поплыла по воздуху, прямо в руки восторженного малыша.

— Гийом, вы нам мешаете, — строго сказала принцесса. Потом посмотрела на принца. — Ладно, Хорхе, можешь идти играть. Продолжим вечером.

Принц радостно улыбнулся и выбежал из комнаты.

— Нелегко воспитывать детей. А уж наследника тем более, — посочувствовал я.

— Глупости. Для меня он в первую очередь младший брат. Вы так говорите, у вас были дети? — спросила она.

— Нет.

— Простите, — она почему-то извинилась, взглянула в окно. По стеклу ударили первые капли намечающегося дождя. — Отнес октябрь в давильни виноград, и ливни пали с высоты, жестоки, — продекламировала принцесса и предложила: — Пройдемте в мои покои, Гийом. Сейчас как раз время выпить чашечку кофе.

— С удовольствием.

Мы с принцессой пили кофе за маленьким столиком в ее покоях. Хороший кофе — алькасарский. Чудесный аромат.

Фрейлины, сидевшие в противоположном углу комнаты, гадали на картах. Или делали вид, что гадают, тщетно пытаясь подслушать наш разговор. Специально для таких случаев скрытные маги давным-давно придумали одно хитрое заклинание.

Нет, не заглушающее звук, это вызвало бы подозрение. До уха постороннего долетали лишь случайные, ничего не говорящие фразы, вырванные из контекста или создающие впечатление светской беседы. Вот мы с принцессой, к примеру, рассуждали о погоде. Так, во всяком случае, думали фрейлины.

— Знаете, Гийом, — сказала Ангела, собственноручно наливая мне вторую чашку — большая честь, кстати, — я много думала над вашими словами, пыталась проанализировать сложившуюся ситуацию, говорила с дядей. Вы напрасно отказались от любви. Струсили, бежали. И теперь завидуете тем, кто любит. Считая, что вам это уже недоступно. Этот запретный плод — вы сами себе его запретили — вас манит. Но вы его боитесь, боитесь нарушить данное самому себе обязательство. Боитесь вновь полюбить. Скинуть броню равнодушия, холода, презрения и безразличия. Опять испытать те полузабытые чувства…

Я не удержался и вставил:

Терять рассудок, делаться

Живым и мертвым, стать одновременно

Хмельным и трезвым, кротким и надменным,

Скупым и щедрым, лживым и прямым;

Все позабыв, жить именем одним,

Быть нежным, грубым, яростным, смиренным,

Веселым, грустным, скрытным, откровенным,

Ревнивым, безучастным, добрым, злым;

В обман поверив, истины страшиться,

Пить горький яд, приняв его за мед,

Несчастья ради счастьем поступиться,

Считать блаженством рая тяжкий гнет

Все это значит: в женщину влюбиться;

Кто испытал любовь, меня поймет.

— Вы это имели в виду? Извините, что перебил. Мне все это знакомо, даже слишком хорошо знакомо, — сказал я, закончив читать стихотворение. — Зависть здесь ни при чем. Как можно завидовать тому, что приносит боль, горе и разочарование? Я долго шел к тому, чтобы убить любовь. Отказаться от нее навсегда. Закрыть сердце. Мне это удалось. Не сразу, но удалось. И еще, Ангела, если мы не хотим поссориться, никогда не называйте меня трусом, даже образно. Я никогда ни от чего не бежал, всегда шел навстречу. Поэтому и выжил там, где другие умирали. Стал тем, кто я есть сейчас. Эта «броня», как вы сказали, — единственное, что спасает, когда любовь начинает убивать. И, примерив ее один раз, убеждаешься в том, что она необходима, и больше не снимаешь.

— Вы прочитали мне прекрасные строки. — Ангела выслушала меня, не перебивая. — Теперь прошу, задумайтесь над этими:

Меня сочли погибшим, наблюдая,

Как тягостно владеет горе мною,

Как меж людей бреду я стороною

И как чужда мне суета людская.

Я погибал. Но мир пройдя до края,

Не изменил возвышенному строю

Среди сердец, что обросли корою,

Страданий очистительных не зная.

Иной во имя золота и славы

Обрыщет землю, возмутит державы,