Возвращение в Эдем - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Херилак не выносил таких глупостей.
– Саммады уходят.
– Мы пойдем следом. Завтра, должно быть. Все будет в порядке.
– Если вы не будете пить этого зелья, – добавил Херилак, ногой опрокинув горшок с порро. Вонючая жидкость быстро впиталась в песок.
– Это мох, только мох, – пробормотал Моргил.
Глядя на младенца, Керрик встревожился.
– Она что, больна? Открыла глаза и смотрит...
По-моему, она ничего не видит.
В ответ Армун заливисто расхохоталась.
– Ты не помнишь, что Арнхвит когда-то смотрел точно так же? С младенцами так всегда бывает. Она будет очень хорошо видеть. Просто нужно немного потерпеть.
– Ну, ты готова идти?
– Я уже не первый день говорю тебе об этом. Мне просто нетерпится уйти отсюда.
Она не смотрела на укрытие мургу, но Керрик понимал ее чувства. Он понимал, что сам тянет с уходом, но теперь причин для проволочки не осталось. Все, что они взяли с собой, уместилось на двух травоисах. Малая доля поклажи одного мастодонта... но где его теперь взять? Поэтому пришлось ограничиться тем, что они с Харлом могли увезти. Армун и Даррас позаботятся о младенце. Арнхвит понесет лук и копье. И хорошо, если Ортнар сам одолеет дорогу. Настало время отправляться.
Мухи облепили заднюю часть только что освежеванной туши оленя путешественники уже не могли взять ее с собой. Самцам понравится. Смахнув мух, Керрик взвалил мясо на плечо.
– Не оставлять же портиться. Отнесу и пойдем.
Увидев, что отец уходит, Арнхвит окликнул его и пустился вдогонку.
– Не хочется покидать друзей, – сказал он на иилане', когда мать уже не могла его слышать.
Керрик не просил его об этом, но понимание приходит по-разному: Армун никогда не скрывала ненависти к самцам.
– Мне тоже. Но в жизни часто приходится поступать против собственного желания.
– Почему?
– Иногда просто нельзя поступить иначе. Мы должны уйти отсюда, потому что вот-вот могут нагрянуть охотницы и обнаружат нас. А Имехеи не может ходить, и Надаске' не оставит его одного.
– Имехеи заболел? Надаске' не говорил мне.
– Это особая болезнь. Когда она пройдет, он сможет ходить.
– Значит, тогда они разыщут нас. И мы снова будем говорить.
– Будем, – согласился Керрик, не вдаваясь в подробности.
Надаске' сидел у самой воды рядом с неподвижным телом друга и лишь поднял голову, когда они подошли.
Он немного оживился, когда Арнхвит принялся рассказывать, как они собирались в дорогу, как он теперь хорошо стреляет из лука и какие острые наконечники у его стрел. Керрик одобрительно поглядывал на сьп ia – совсем иилане'. Но будет ли он помнить эти слова вдали от озера и своих приятелей?
– Мокрый-из-моря-могучий воин, – отозвался Надаске', – он уйдет, и нам так будет не хватать мяса, которое он носил-убивал.
Арнхвит горделиво выпятил грудь, не замечая сложных знаков, касающихся размера и количества добычи, Честно говоря, он сумел сразить только одну, не очень крупную, ящерицу. Керрик глубоко сочувствовал Надаске', скрывавшему под непринужденными словами глубокую грусть и отчаяние.
– Все будет хорошо, – проговорил Керрик. – С тобой и с нами.
– Все будет хорошо, – повторил Надаске', но жесты его выражали полную безнадежность.
Имехеи привычно похрапывал в озере, но одна рука его под водой бессознательно шевельнулась в прощальном жесте.
– Как только мы разыщем безопасное место, вы придете к нам... произнес Керрик, но Надаске' отвернулся и уже не слушал его.
Держа Арнхвита за руку, Керрик возвратился к своим.
– Поздновато, – буркнул Ортнар, подволакивая вперед больную ногу, – а путь далек.
Нагнувшись, Керрик подобрал шесты травоиса. Его примеру последовал Харл. Тану молча направились в лес. Арнхвит все время оглядывался. Но тропа повернула, и двое его друзей, оставшиеся у озера, исчезли за деревьями.
Apsohesepaa anulonok
elinepsuts kakhaato'.
В паутине жизни нитей больше,
Чем в море – капель воды.
Апофегма иилане'
Амбаласи сидела на стволе упавшего дерева на берегу и нежилась в теплых лучах солнца.
Такая редкая радость – отдыхать, наслаждаться солнцем, природой, размышлять о могучей реке. Воды реки были коричневыми от почвы; противоположный берег едва виднелся вдали. Течение несло травянистые островки.
Небо было безоблачным, однако где-то, должно быть, недавно разразилась сильная гроза – и теперь по реке то и дело величественно проплывали сломанные деревья. Зацепившись за мель, одно из них пристало к берегу неподалеку. С ветвей на землю посыпались крохотные верещащие устузоу.
Пробегая мимо Амбаласи, один из них дернулся, заметив ее движение, – и покатился по песку после щелчка хесотсана. Бурый мех, хватательный хвост. Амбаласи когтем перевернула зверька на спину. Что-то шевельнулось у него на животе, высунулась крошечная головка. Сумчатое с детенышем. Отлично. Сетессеи приготовит образец для исследования.
Вновь усевшись на дерево, Амбаласи удовлетворенно вздохнула. Отсутствие докучливых спорщиц Дочерей во много раз усиливало радость мышления. Здесь гармонию ее трудов не нарушали настырные неумехи, она вспоминала о них только затем, чтобы ощутить блаженство от того, что их нет рядом. Капитан урукето Элем другая – она иилане' науки. Амбаласи умела направлять ее речи. И ненавистное имя Угуненапсы ни разу не прозвучало и не проступило на ладонях за все время долгого путешествия.
Думы Амбаласи нарушил треск ветвей за спиной.
Она повернула голову, но так, чтобы одновременно видеть и реку и джунгли. Подняла хесотсан, но, увидев одну из членов экипажа, опустила оружие. В руках у той был большой струнный нож, с помощью которого она прокладывала себе дорогу в подлеске. Это было нелегко – разинув рот, иилане' шаталась и едва не падала от усталости.
– Прекращение труда! – громко скомандовала Амбаласи. – Живо в воду! Охладись.
Выронив струнный нож, иилане1 без сил рухнула в воду. Вынырнув, она показала Амбаласи ладонь, цвет которой означал благодарность.
– Благодари, благодари. Мало того, что мне приходится руководить неумехами, я должна еще и думать за них. Сиди в воде, пока не сможешь закрыть рот.
Амбаласи поглядела на реку: урукето не было видно.
Впрочем, это неважно – еще рано, ведь она отпустила их на целый день: порадовать энтиисенатов, наловить рыбки для урукето.
В лесу вновь затрещали ветки, и на берег вышли Сетессеи и две иилане', чем-то тяжело нагруженные.