Каменное сердце - Джон Патерсон

— Ну, значит, с этим все в порядке. Лиха беда начало, как говорит пословица. Остается только вопрос грелки. И здесь-то и начинаются наши трудности.

— Могу вас обрадовать, я как раз знаком с одной грелкой, — сказал Чарльз. — На самом деле можно даже сказать, что она мой друг.

— Не выдумывай! — проворчал Де Квинси. — То, что ты нам говоришь, весьма маловероятно.

— Клянусь, что это правда, — сказал Чарльз. — Вы можете сами пойти на нее посмотреть, если хотите.

— Но она, наверное, не была изготовлена в Германии? — спросил Король. — Ведь так, не в Германии?

— Ваше Величество, на самом деле именно там она и изготовлена, она сама нам это сказала, — объявил Чарльз. — Мы с Юнити спасли ее от ужасной судьбы и попытались ее починить. И хотя грелка сильно ранена, она остается очень жизнерадостной.

— А она нам поможет? — спросил Король. — Лично я предпочел бы не вовлекать в это дело иностранцев, однако ты слышал, что сказал Ягабог.

— Я уверен, что она поможет, — сказал Чарльз. — Она сделает все, что в ее силах, потому что я очень старался починить ее. Кроме того, в Германии она была только изготовлена. И сразу же после этого ее отправили в Англию. Так что всю свою жизнь она прожила здесь.

— Эмигрантка, сменившая гражданство. Тем лучше. Значит, все устроилось самым лучшим образом, — сказал Король. — Я полностью доверяю тебе, твоей сестре и грелке. После того как вы восстановите мир и порядок в королевстве, вы сможете явиться ко двору, и мы устроим великолепный бал. Твоя сестра выберет десять блюд на банкете, и ты тоже выберешь десять. Прием окончен.

Король поклонился Чарльзу и снова пожал ему руку. Затем Де Квинси начал тянуть Чарльза к выходу.

— Но, — взмолился Чарльз, — пожалуйста, скажите мне, что я должен делать. Я так ничего и не знаю об этом.

Король, казалось, удивился и даже немного обиделся.

— Ты, похоже, совсем не слушал, что написал Ягабог. После некоторых кратких указаний он пишет следующие слова: «Когда найдешь их, предоставь им действовать на их усмотрение». Так вот. Я нашел тебя, и все остальное я предоставляю тебе. Секрет моего успеха в должности Короля, Человеческий Мальчик, в том, что я всегда умел находить правильного исполнителя для каждой задачи и после этого ни во что не вмешиваться. Разве я не прав, Де Квинси?

Поэт поклонился.

— Вы совершенно правы, Ваше Величество.

И затем, когда Де Квинси снова начал подталкивать Чарльза к выходу, Король сам задержал их.

— Единственное, что я должен приказать, — сказал Король. — Де Квинси, пожалуйста, убедись, что перед тем как Чарльз уйдет, ему споют знаменитый ноктюрн. Это величайшее заклинание против злых ночных духов и всех ночных существ вообще. Проследи, чтобы он выучил его наизусть, прежде чем он приступит к своему рискованному предприятию.

Так что когда они вышли наружу через отверстие, Де Квинси установил камушек под листом папоротника, усадил Чарльза на старую перевернутую шляпку желудя и спел ему песню, написанную, как он объяснил, поэтом по имени Роберт Геррик, который знал о пикси больше, чем кто-либо другой — не считая, конечно, Шекспира.

Вот песня, которую он спел.

I

Светляк — на тропинке мета,

Твой путь осветят кометы;

Жди эльфов тотчас,

Чьи искорки глаз

Сверкнут, добавляя света.

II

Ни мнимый огонь блудячий,

Ни гад и ни червь кусачий

Тебя не спугнут;

А призраков тут,

Ступай, не страшись тем паче.

III

И тьма не падет на плечи, —

Хоть дремлет луна, замечу;

Все звезды в ночи

Зажгутся: лучи —

Бессчетные в небе свечи.[1]

Чарльзу очень понравилась эта волшебная песня.

Он быстро выучил ее и пообещал, что научит ей и Юнити, если сможет. Он не забыл также добавить, что Де Квинси, по его мнению, очень хороший певец, что было правдой. Хотя про себя он подумал, что окружающие больше ценили бы пение и другие таланты Де Квинси, если бы он не создавал вокруг них такой шумихи.

Затем, полный дум о великих деяниях, ожидавших его, Чарльз направился к дому. Голова его была так занята мыслями о Болотном Скакуне и Джеки-Жабах, что он напрочь забыл о том, что ростом он по-прежнему оставался не выше пикси. Но он очень быстро об этом вспомнил, когда большая пустельга, приняв Чарльза за мышку или ящерицу, спикировала вниз. Если бы Чарльз не закричал, пустельга наверняка схватила бы его своим острым клювом и унесла себе на ужин.

Он со всех ног поспешил обратно к щели между камнями. Де Квинси, который тоже только что вспомнил об этом и поэтому поджидал его, сделал Чарльзу строгий выговор за глупость и вернул ему его нормальный размер.

После чего мальчик наконец добрался домой. Той ночью он рассказал Юнити о том, что они должны делать, а на следующее утро они рассказали об этом грелке. Грелка заметно нервничала — как и всегда, впрочем, — но целиком полагалась на их волю.

Джеки-Жаб можно увидеть только ночью, поэтому Чарльз с Юнити знали, что, если они хотят найти Болотного Скакуна, им нужно пробраться на болото после наступления темноты. Но что они будут делать, когда найдут его? Юнити было интересно, поможет ли тут дружеская беседа, и грелка согласилась, что сначала они должны попробовать поговорить со Скакуном по-доброму. Но Чарльз был совершенно уверен в том, что, когда дело касается Джеки-Жаб, доброта — это пустая трата времени.

— Он хочет отменить право вето, а премьер-министр на это не согласен. Я не знаю, что такое вето и почему Скакун хочет его отменить. Но похоже на то, что Король решил поддерживать премьер-министра, так что когда мы встретим Болотного Скакуна, первым делом мы должны будем сказать ему об этом.

— Нужно будет помягче сообщить ему это, — сказала грелка. — Мы должны сказать, что нам очень не хочется разочаровывать его, но вето пока нельзя насовсем отменить. Но, возможно, если он будет умницей и принесет свои извинения, на какое-то время его все-таки можно будет убрать.

— Нет, — твердо возразил Чарльз. — Я не буду этого говорить. Я позволю ему начать первым и посмотрю, дружелюбен он или нет.

— А интересно, как мы узнаем его, когда увидим? — сказала Юнити.

— Мы не узнаем его, — ответил Чарльз. — Я всего два раза в жизни видел Джеки-Жаб, и они все выглядят одинаково. Они выходят на болото в теплые ночи и скачут туда-сюда, как мушки, порхающие над водой. Они светятся тусклым странным светом — не таким ярким, как свет ночника, и более синим.