Бирюк - Галина Валентиновна Чередий

— Почему?

Потому что чует моя жопа, что не надо пока светить твоим внезапным спасением. Не для широкой публики эта информация. Нам повторных втягиваний твоих в эти разборки вокруг бабок не надо. Если, конечно, речь тут исключительно об этом. Смущает меня этот подписанный тебе смертный приговор. Сразу, по умолчанию, без торговли и вымогалова. Не укладывается это в обычную схему. Для показательного наказания замочили бы вообще на месте. Или увезли, поглумились и все равно напоказ бы выставили. А не в тайге подальше тело бы собирались бросить, чтобы зверье подчистило и никаких концов. Смысл?

Видео, пальцы — да, тут логично. А вот мочить сразу без следа — нет. Стальной король не мальчик вчерашний, он бы потребовал доказательств, что дочь жива. Но у него сейчас совсем швах со здоровьем, Сашка сказала. Так, может, это все, чтобы его доконать, а совсем не ради бабок. Точнее, ради бабок, но организатору не надо часть. Он хочет все. И кто у нас тогда под подозрением в первую очередь? Правильно, самый ближний круг. Так что побудешь ты пока для всех, кроме папани, пропавшей, кукла. Заодно и подальше от пиздюка Гошы, не хуй ему больше рядом ошиваться. И никакой дури, пусть переломает.

— Потому что надо так.

— В смысле? — тревожно глянула, вытянув изящную цыплячью шейку.

— Спи, сказал. Дай подумаю.

— Коль, мне надо с мужем связ…

Бля, че неуемная-то такая? Свяжусь я и с экс-мужем твоим. И развяжусь. Ага.

— Не надо.

— Что? Гошка же волнуется, с ума сходит наверняка…

— Чай не девка, удар не хватит на нервной почве.

— Слушай, ну это уже ни в какие ворота! — Сашка пронзила меня гневным взглядом. Не, как пронзила. Пыталась. Так-то из нас двоих тут я тот, кто пронзает. И натягивает. — Он мой муж.

— Был, Сашка, — дернул я плечом, отмахиваясь от ее визуальных колючек. Мне они что слону дробина.

— Что ты вообще… — опешила она. — Что значит «был»?

— А то и значит. Ты его была до того, как он тебя просрал и позволил оказаться в лапах тех мразей. Все, с того момента ты его кончилась. Я тебя забрал оттуда. Теперь моя.

Сформулировал корявенько, но по делу. Че тут мудрствовать и словеса красивые разводить?

— Ты себя хоть слышишь? — заерзала моя солнечная кукла, конкретно искушая и сбивая с серьезных мыслей. У меня дела срочные, а мне лезет в башку дурную, где бы тебя сейчас с большим толком поерзать. — Я что, предмет какой-то? Один потерял, другой подобрал, присвоил и все дела? Да, я тебе до смерти своей благодарна буду и отплачу всем, чем смогу, компенсирую, но…

— В жопу твою благодарность и компенсацию. И помолчи уже, потому что мне доказать тебе, чья ты и в чьих руках течешь — минута делов. Только тормозну у обочины.

Сашка воздухом подавилась, глазами, губами захлопала, а я только ухмыльнулся про себя. Сопи, не сопи возмущенно, а делать-то нечего уже. Приговор тебе вынесен и приводится в исполнение.

— Да при чем тут секс?!

— А при чем тут клякса в паспорте?

— Это безумие какое-то, а не разговор! Я замужем…

— Ненадолго…

— …я мужа люблю!

— Люби себе. Как друга.

— Ты псих?

— Не, Сашка. У меня и справка есть, у нас без этого никак. Психов на моей работе не держат.

— Ты ведь сейчас издеваешься надо мной, так?

— И в мыслях не было. Я тебе сказал — спи. Все решу. Но тебе охота поболтать. Мы болтаем. Где тут издевка, кукла?

Ну, на самом деле какое-то пьяненькое веселье меня все же разбирало. Не над ней посмеяться, нет. А от того, как же, на хрен, на душе-то хорошо, когда принимаешь все свое говно, как оно есть. И от того, что вот такого, всего в этом говне, захотела солнечная неземная девочка из другой жизни. Захотела и продолжает хотеть, каким бы неправильным это ни считала по здравому размышлению. Каким бы неправильным было и мне лезть к ней своими лапами и членом. Не будь во мне этого зверского дерьма, не было бы нас сейчас прямо здесь. Не было бы у нас общего будущего. А оно теперь будет. Я убил ради этого. Да, не знал, почему все это, изначально. Судьба не выдает заранее сценарий, что бы выучить его назубок. Она все больше по коварным импровизациям. И эта конкретная, что свела снова меня и Сашку, мне в кайф.

— Ладно. Сначала в больницу, — сдалась Сашка, причем, видно, не мне, а своей слабости и скрутилась опять клубком на сиденье. Думает, небось, потом сама все разрулит. Наивная.

ГЛАВА 11

— Вы не имеете права меня тут удерживать! — возмутилась я, глядя на медбрата, что с непрошибаемым лицом вкатил штатив с капельницей в палату. Хотя скорее уж тюрьму.

Чисто, просторно, но дверь железная запирается, на окне решетка, к основе кровати прикреплены мягкие ремни, явно для фиксации буйных пациентов.

— Успокойтесь, Александра. Вы здесь исключительно для вашей же пользы, — монотонно ответил он мне. Привык, небось, к истерикам. — Мы вас прокапаем, снимем интоксикацию, понаблюдаем. Все хорошо.

— Все это можно было бы сделать и не в этой… тюрьме! Вы хоть знаете, кто я? Я… — чуть не проорала имя с фамилией, но что-то екнуло. Мало ли. Судя по последним событиям, орать на каждом углу свою фамилию не самая удачная мысль. Дочь Стального короля в клинике для нариков. — В курсе, что у мужчины, который привез меня сюда, нет никаких полномочий и прав запирать меня здесь?

В машине я не стала затевать длительные разборки с Николаем из-за этих его диких притязаний на меня. Во-первых, становилось все хуже, морозило все сильнее, глаза горели, горло жгло, ломало, и крутило мышцы. Хотелось плакать или разбить что-нибудь. Во-вторых, чем-то сильно он мне отца напоминал. А с тем спорить бесполезно. Что в лоб, что по лбу. Броня в два пальца толщиной, изящество и тактичность асфальтоукладчика, степень восприятия чужих доводов и возражений — минус миллионная. Решила, доберемся до цивилизации, и там я уже сама во всем разберусь. Свяжусь с отцом, Гошкой, с органами. И удовольствовавшись этой мыслью, каким-то чудом уснула. Кто же знал, что этот коварный гад меня, сонную и тепленькую, в какую-то чертову каталажку медицинскую сдаст для наркоманов и алкашей. Реабилитационный центр, ну да. Офигевшую и лупающую глазами чмокнул в лоб, буркнул «я быстро» и свалил!

— Александра, как только вам станет лучше и вы преодолеете