На веки вечные. Книга 1. Свидание с привкусом разлуки - Александр Звягинцев

– Вы думаете?

– Берлин сегодня кишит сомнительной публикой всех сортов. Когда он появится в следующий раз – задвиньте шторы на окнах. Якобы для того, чтобы вас никто не видел. Для нас это будет сигнал. А сейчас мне пора.

– Я провожу вас. Как это принято по-русски…

Они подошли к калитке, вышли на улицу. Метрах в двадцати стояла машина Реброва. Шофер уже сидел за рулем.

– До свидания? – спокойно спросила Чехова.

– До свидания. И обязательно сообщите, как только появится Фрейзер.

– Яволь, – рассмеялась Чехова. – Не извольте беспокоиться, товарищ майор. Ваше задание будет выполнено.

Ребров невольно улыбнулся и направился к машине. Чехова с грустной улыбкой смотрела ему вслед.

В этот момент к ней вдруг решительно подошла молодая высокая немка, неизвестно, откуда появившаяся.

– Вы Ольга Чехова? – резко спросила она.

– Да. А в чем дело?

– Грязная шпионка! Предательница!

Выкрикивая ругательства она наклонилась к Чеховой так близко, словно хотела укусить ее.

– Ты предала фюрера и весь немецкий народ! Вот тебе!

Девушка неожиданно смачно плюнула Чеховой прямо в лицо. Та невольно отшатнулась, а немка в это время вдруг достала из сумочки, которую держала в руках, пистолет.

Ребров, услышавший голоса, обернулся. И тут же бросился к Чеховой, вытаскивая из кобуры пистолет.

– Бросай оружие! – заорал он, чтобы привлечь внимание немки к себе.

Та повернулась в его сторону, прищурилась и совершенно спокойно, вполне профессионально держа оружие двумя руками, хладнокровно направила пистолет на Реброва, который не мог стрелять, потому что вполне мог попасть в Чехову.

Немка, на лице которой было по-прежнему удивительное спокойствие, уже нажимала на спусковой крючок, когда Чехова обеими руками изо всех сил толкнула ее. И только поэтому выпущенная девушкой пуля не задела Реброва. Теперь между Чеховой и немкой было достаточное расстояние, чтобы Ребров мог стрелять…

Он свалил ее первым же выстрелом.

Подбежав к ним, он прежде всего подобрал выпавший из рук немки пистолет. Потом нагнулся над девушкой – она не дышала. Ребров тяжело вздохнул, повернулся к Чеховой.

– Как вы?

Та молча достала платок и тщательно вытерла бледное лицо.

– Вы ее знаете? – спросил Ребров.

Чехова, комкая дрожащими пальцами платок, покачала головой.

– Первый раз вижу. Какая-нибудь фанатичная поклонница фюрера…

Ребров присел и перевернул убитую на спину.

– Совсем молодая, – прошептала Чехова, глядя на тело девушки.

– Судя по тому, как она управляется с оружием, какая-нибудь «блицмедхен», – поморщился Ребров.

– А кто это? – удивилась Чехова. – Я не знаю.

– Молодые немки, которых специально обучали быстрой стрельбе и использовали во время расстрелов…

– Какой кошмар!

– Их тренировали на живых людях. Так что они привыкли убивать.

Ребров встал, посмотрел на Чехову.

– Вы спасли мне жизнь.

– А вы мне… Она бы просто пристрелила меня. В ней было столько ненависти.

Постскриптум

«Чехова Ольга Константиновна переселена в Восточную часть Берлина – Фридрихсхаген. Переселение произведено силами и средствами управления контрразведки СМЕРШ. Чехова выражает большое удовлетворение нашей заботой и вниманием в ней».

Из доклада в Москву начальника контрразведки советских оккупационных войск

Уютный, нереально чистенький немецкий пригород с аккуратными коттеджами среди садов и цветов в американской зоне оккупации радовал глаз и наводил на мысли о том, какой простой и разумной может быть жизнь, если бы люди не превращали ее в постоянный кошмар.

У одного из домов стоял военный джип. Двое американских солдат, привычно задрав ноги нежились, как коты на солнце, весело хохоча время от времени над какими-то своими незамысловатыми шутками.

Сероглазый молодой человек, спрятавшись за раскидистым деревом, закусив губу, слушал их веселый гогот. Он стоял, прислонившись спиной к стволу дерева, запрокинув голову. Глаза его были устремлены на безоблачное небо, лицо страдальчески искажено.

Когда из дома вышел американский офицер и направился к джипу, сероглазый напрягся и по-охотничьи подобрался. Но предпринимать ничего не стал. Дождался, когда джип с американцами укатил, и, убедившись, что вокруг никого нет, быстро направился к дому.

Постучав в дверь, он пригладил волосы и одернул свой тесноватый пиджак.

Дверь открыл пожилой горбоносый мужчина с седыми волосами, тщательно расчесанными на прямой пробор.

– Олаф, дорогой мой, наконец-то!

Мужчина обнял сероглазого и повел в дом.

– Я, признаться, уже стал беспокоиться, не случилось ли что с тобой? Куда ты пропал? Почему так долго добирался?

– Я в порядке, господин барон. Просто я довольно долго ждал, прячась за углом. Не мог же я появиться, пока у вас тут были эти… новые хозяева.

Человек, которого назвали бароном, внимательно посмотрел на Олафа.

– Ты чем-то угнетен? – заботливо спросил он.

– Чем-то?

Олаф прошел в просторный кабинет, привычно сел в массивное кожаное кресло. Он явно чувствовал себя у барона как дома.

– Вы еще спрашиваете! Во что превратилась Германия! Что стало с немцами? На ресторанах предупреждение – немцам вход запрещен. Немки открыто продают себя за американские сигареты и чулки. Да еще стоят при этом в очереди…

– Vae victis, мой мальчик, – спокойно произнес барон. – Горе побежденным. В случае поражения победители убивают мужчин, женщин берут в наложницы, а в святых местах побежденных устраивают бордели или конюшни. Так было всегда. И тем идиотам, которые довели Германию до такого состояния, надо было помнить об этом, когда они затевали весь этот бедлам.

Барон усмехнулся и еще раз повторил:

– Vae victis. Вы не смогли победить, так что опуститесь на колени и надейтесь на милость победителей… Именно это только что сказал мне американец, которого ты, наверное, видел.

Барон прошелся по комнате, встал напротив Олафа и сказал:

– Но мы можем рассчитывать не только на милость.

– На что же еще? На жалость? Или их плохую память?

– На их хорошую память! Они должны вспомнить, что это Германия, а не Россия, часть западного мира. И именно Германия может защитить их от коммунистического нашествия. И только Германия. И, знаешь, они уже вспомнили… А еще у них есть интерес к нашим достижениям. Германия слишком серьезная сила, чтобы Запад мог уступить ее русским. А его разногласия с Россией слишком фундаментальны. Там очень это хорошо понимают.