Девчонки и прогулки допоздна - Жаклин Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну да. Он очень переживал из-за вчерашнего вечера. Папа Рассела устроил ему головомойку из-за того, что в четверг он явился среди ночи. Похоже, сынок не соблаговолил сообщить отцу, что задерживается после школы, и когда завалился в полночь, его отец так рассвирепел, что приказал ему весь следующий день сидеть дома, хотя Рассел просил и умолял, стонал и тяжело вздыхал. Потому-то он и не смог прийти на условленное место – что к лучшему: ведь твои рассерженные родители тоже посадили тебя под замок. Так?
– Да-да, все так. А что еще сказал Рассел?
– Да он был не особенно разговорчив. Похоже, моя реакция его смутила – я был зол как черт. Этот юноша не имел никакого права тебя похищать и утаскивать в парк!
– Но ведь ты не стал его ругать? Правда, папочка? Я просто поверить не могу. Он меня не продинамил? Он просто не мог прийти? Он искал меня по всей округе – всего лишь ради того, чтобы объясниться?
– Всего лишь объясниться? – переспрашивает отец. – Он у меня объяснялся до посинения. До тех пор, пока не стал цвета ультрамарина.
– Ну папа, ты ведь на него не сердишься?
– Еще как сержусь. Отныне этот молодой человек не посмеет даже взглянуть в твою сторону без моего дозволения. А я такого дозволения не дам.
Я пристально смотрю на папу, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьез. По-моему, он меня просто дразнит, но кто его знает. Была бы здесь сейчас Анна, она бы все уладила. Ну почему Рассел пришел, когда меня не было дома! Только представить себе – ходить из дома в дом и спрашивать обо мне. Похоже, у него серьезные намерения.
– Папа, и все-таки, что он сказал?
– Я ведь тебе объяснил. Я ему практически не давал открыть рот.
– А чем все закончилось?
Отец пожал плечами:
– Думаю, он осознал свои ошибки.
– Папа, ну не вредничай. Я хочу знать, говорил ли Рассел что-нибудь о том… о том, что нам нужно увидеться.
– Разумеется, нет, – покачал головой отец. – Я ведь категорически запретил вам встречаться.
– Быть такого не может. Признайся по-честному. Ты на самом деле ему сказал, что нам нельзя вместе гулять? – Я почти уверена, что папа меня дурачит, но голос у меня все равно дрожит.
– На самом деле, по-честному… вполне может быть.
– Он говорил, что хочет со мною встретиться, или не говорил?
– Ты же у нас свободолюбивая особа с передовыми взглядами. Может, тебе стоит за ним побегать. Если, конечно, я тебя выпущу из дома, в чем очень сомневаюсь.
– Как я за ним буду бегать? Он оставил свой адрес?
– Нет.
– Точно не оставил?
Отец отрицательно качает головой, по лицу его все еще блуждает усмешка.
– Как я его разыщу? Буду, как он, шляться по домам в районе парка Пембридж?
– Почему бы и нет? Вообще-то он мог оставить свои координаты в этом письме.
Отец извлекает из кармана письмо и машет им в воздухе.
Я выхватываю его из папиных рук и немедленно вскрываю. Пробегаю глазами по строчкам и утыкаюсь в конец страницы. Там маленький рисунок и четыре слова: «НАДЕЮСЬ, до скорого. Рассел».
Сердце у меня глухо бьется.
– Ну? – говорит отец.
Ага! Теперь его очередь сгорать от любопытства.
– Рассел в полном порядке. – Я расплываюсь в улыбке.
– И ты тоже. Правильно я угадал?
– Совершенно точно.
Пританцовывая, я направляюсь на кухню и готовлю себе чашечку кофе. Пока чайник закипает, читаю письмо Рассела. Затем еще раз перечитываю его, прихлебывая кофе. А потом перечитываю еще несколько раз.
Дорогая Элли!
Я очень, очень и очень перед тобой виноват. Меня дико мучает совесть из-за того, что я не сумел прийти в пятницу вечером. Я попал в довольно унизительное положение. Мы с отцом крепко повздорили, и он у меня полностью слетел с катушек и не выпустил меня из дома.
Что это за отношения – не понимаю. Одно сплошное лицемерие. Ко мне он цепляется, а сам целуется по всем углам со своей подружкой. Но так или иначе, он не будет вечность держать меня взаперти. Давай встретимся в понедельник после школы в Макдоналдсе. Сразу после уроков – примерно без двадцати четыре. Жду тебя и надеюсь, что ты придешь. Ты меня сразу узнаешь – я буду стоять с глупым выражением лица и бесконечно извиняться.
НАДЕЮСЬ, до скорого! Рассел.
Внизу он нарисовал себя – растрепанные волосы, серьезное выражение лица, в одной руке карандаш, в другой – альбом для эскизов. На альбоме выведены маленькие буквы, такие крохотные, что приходится поднести листок к самому лицу и прищурить глаза. Р.Л.Э. Руль. Роль. Нет, Рассел. «Р.» означает Рассел. «Э.» означает Элли? Л? Л? Л? Л?
Рассел любит Элли.
Я почувствовала себя так, словно меня посадили на американские горки и я то возношусь вверх, то стремительно падаю вниз.
– Не сделаешь ли старенькому папаше чашку кофе? – спрашивает папа, входя на кухню.
– Сейчас сделаю, – я быстро прячу письмо в карман.
– Приятные новости?
– М-м-м-м…
– Он хочет с тобой встретиться?
– Типа того.
– И что ты собираешься делать? Папа запрещает тебе ходить на свидания.
– Что? – я таращу глаза. – Ты это серьезно?
Папа старается нахмурить брови, но в глазах его блестят веселые искорки:
– Типа того. Слушай, Элли. В четверг вечером я серьезно перепугался. Ты впервые задержалась до темноты.
– Бьюсь о заклад, что в моем возрасте ты гулял с девочками.
– Именно поэтому я и испугался. Я слишком хорошо помню, каким я был в возрасте Рассела. Просто кошмар. Девочек я вообще за людей не считал. В этой ужасной школе для мальчиков мы вели очень замкнутую жизнь и мало знали о противоположном поле. Девочки для нас были удивительными экзотическими созданиями, в их присутствии мы теряли дар речи. А еще у нас было подобие дурацкого состязаний – кто дальше зайдет…
– Папа!
– Знаю, знаю. А потом мы хвастались своими любовными победами – естественно, все преувеличивали, городили всякую чепуху.
– Слушай, папа, это было давным-давно, когда мальчишки походили на неандертальцев. Рассел совсем не такой, – я стараюсь говорить убедительно, но, вспомнив наши поцелуи, начинаю краснеть.
– Знаю, знаю, – продолжает отец. – Я сразу же понял, что он приличный мальчик и хочет дружить с моей дочерью. Он мне рассказал про ваш долгий разговор об искусстве и даже показал набросок твоего портрета. Кстати, весьма приличный. Его стилю не хватает отточенности, но для своего возраста у него замечательное чувство линии. Я ощущал себя полным идиотом, ведь я вбил себе в голову, что он сексуальный маньяк и мечтает затащить тебя в темный уголок, а на самом деле ваши отношения были вполне платоническими и вы вели беседу о живописи.