Порт-Артур – Токио - Александр Борисович Чернов

class="p1">– Что до ваших прошений, господа рабочие, нам депутатами переданных… Новое рабочее уложение законов принято будет с учетом пожеланий ваших. И в самом скором времени. Создание профсоюзов будет вполне дозволено нами, дабы они помогли разные несправедливости на заводах и фабриках поскорее прекратить. Народное представительство будет созвано нами после победы нашей над Японией. И после обсуждения с народными избранниками будет дарована нами всему народу русскому конституция! И еще…

Николай легким мановением руки остановил покатившийся было над площадью гул одобрительных выкриков.

– Четверых нерадивых путиловцев, тех, из-за которых кто-то взбаламутил чуть не весь город, на работе восстановят. Но пусть они помнят всю жизнь, что часы и дни этой вашей стачки будут оплачены кровью братьев ваших – русских солдат и матросов, гибнущих сейчас на войне. Тех, кому из-за вашего простоя не хватит патронов и снарядов, чтобы отбиться от лютого врага!

Подумайте, кому желательна забастовка на лучших заводах в военную пору? Может, японцам? Подумайте, кому выгодно требовать от нас, прикрывшись вашими телами, амнистии политическим преступникам – тем, кто, получив свободу, тотчас агитировать за новые стачки и погромы станет? И это во время войны! Не японцам ли и их прихвостням?

Теперь ступайте с миром и честно трудитесь. Милостью своей мы вас не оставим. Да не оставит Господь нас всех и матушку Россию! В добрый час! Пусть благословит вас отец Иоанн на подвиг не ратный, но трудовой. Во имя скорейшей победы над неприятелями Родины нашей…

Через час, в сумерках, Дворцовая площадь была пуста. Сочетание эффекта внезапности от первого применения мощных громкоговорителей с тщательной проработкой текста речи царя и неоднократными репетициями ее произнесения свое дело сделали. Один из потенциально самых опасных кризисов в истории империи миновал, оставшись лишь рядовым из множества прочих памятных эпизодов.

Казалось бы, им можно торжествовать. Но Вадим форменно пребывал в ступоре. Случилось непоправимое: то ли перенервничав, то ли просто торопясь довести ситуацию до правильного разрешения, государь обращением к нему при всех, в том числе и при дядюшках, открыто показал истинную роль своего фаворита в произошедших событиях.

* * *

Когда Николай и Ольга с Банщиковым утром разбирали этот эпизод, расстроенный подпущенной им каплей дегтя в бочку меда их общего успеха самодержец, тяжко вздохнув, констатировал:

– Да, к сожалению, вынужден признать… Это была моя большая ошибка. Сам не понимаю: как так получилось? От дяди Владимира и Николаши теперь можно ждать разных гадостей. Сергея они тоже непременно накрутить попробуют. Но что сделано, то уже сделано. Будем «разруливать», так ведь говорят у нас на флоте, Вадим? – Он невесело рассмеялся. – Когда-нибудь они все равно бы поняли, кто есть кто. Так что теперь мы хоть знаем, какую проблему предстоит решать в самом скором времени.

«Самое скорое время» наступило через три дня. Хмурый и неразговорчивый с утра Николай, неожиданно отменив все дела в Зимнем, засобирался в Царское, пригласив Ольгу и Вадима сопровождать его. Вместо кареты им подали закрытый санный возок: судя по всему, царь не пожелал ехать поездом.

Вадим, забираясь внутрь экипажа последним, неожиданно обнаружил, что поедут они не втроем, как он предположил сначала. Рядом с Николаем сидел, укутавшись в медвежью шубу и надвинув на глаза большую меховую шапку, еще один человек. Причем, по-видимому, поджидавший их довольно долго, что было заметно по морозному румянцу на его щеках. В человеке этом он тотчас узнал Петра Николаевича Дурново.

Поздоровавшись со всеми, главный полицейский России, чему-то явно удивившись, улыбнулся про себя. Но промолчал, ожидая, что скажет государь, собравший их всех сегодня в такой компании.

Когда возок тронулся, Николай неторопливо обвел глазами всех присутствующих, после чего спросил у Дурново:

– Вы уверены, Петр Николаевич, что вас никто не видел, кроме моих офицеров?

– Вполне, государь. Хотя и не понимаю смысла всей этой конспирации, откровенно говоря.

– Прекрасно… Итак, я всех нас поздравляю. У нас крупные неприятности. А кое у кого даже очень крупные. Но мы теперь в одной лодке, вернее сказать в одних санях, так что и выкручиваться будем все вместе… Что, дорогой мой Петр Николаевич, царь-заговорщик – это что-то с чем-то? Я правильно понял ваш взгляд, да?

– Ну, не совсем так, ваше величество. Но, по правде сказать, все это действительно немного интригует, – усмехнулся Дурново.

– Все интриги между нами сегодня заканчиваются. Наступает время откровений. И начать я хочу именно с вас, Петр Николаевич. А именно – я прошу вас повторить здесь и сейчас все, что вы мне вчера вечером рассказали.

– Но… Государь, это было сказано только для вас. Чтобы вы сами…

– Я сам и принял решение. Поэтому и прошу вас. Будьте добры, причем с теми же рекомендациями, которые вы мне дали в итоге. Пожалуйста… Так надо.

– Слушаюсь, ваше величество…

По тому, как это было сказано, было понятно, насколько кардинально мнение самого Дурново не совпадает с мнением Николая. Но ничего не поделаешь. Желание императора – это больше, чем закон.

– Спасибо.

– Итак… Позавчера к обеду, было ровно двенадцать тридцать, я как раз тогда посмотрел на часы… Получаю я приглашение прибыть во дворец великого князя Владимира Александровича к ужину. Это меня крайне удивило. Но, естественно, ответить отказом я не мог.

Как оказалось, застолье готовилось в крайне узком кругу. Присутствовали вначале сам великий князь Владимир, а также великий князь Николай Николаевич и их адъютанты. Причину столь интимного и скоропалительного приглашения мне сперва никто не прояснил.

Мы устроились в малой нижней гостиной, причем все уже было накрыто. Прислуги не было вовсе. После нескольких тостов и закусок Владимир Александрович велел адъютантам удалиться, и мы остались втроем. При этом должен отметить, что если он сам был спокоен и улыбчив, то Николай Николаевич, напротив, был нервен и возбужден чем-то до звона шпор…

Но сейчас, простите, ваше величество, я вынужден сделать краткое отступление. Персонально для ее императорского высочества великой княгини Ольги Александровны и господина Михаила Лаврентьевича Банщикова, присутствующих здесь.

– Конечно, Петр Николаевич, конечно. Это вы меня простите, что подвергаю вас сейчас столь тяжкому испытанию. Но надеюсь, что уже скоро вы не будете в обиде на меня.

– Прошу меня простить, но все то, что вы сейчас услышите, предназначалось мною исключительно и всецело для слуха государя императора. И единственно верноподданнический долг заставил меня нарушить клятву держать в полном секрете услышанное за столом у великого князя Владимира Александровича. Снисхождения, как клятвопреступник, не ищу, лишь поясняю причину. Еще раз прошу прощения…

Итак, я продолжаю. Опуская все мелкие подробности и порядок беседы, суть