Других версий не будет - Анатолий Галкин

Домик Савенкова был не так далеко от Москвы. Двадцать минут до автобуса, еще двадцать до метро Теплый Стан.

Через час после выхода с участка Савенков уже сидел в пустом офисе «Совы» перед бирюзовой папкой, на которой красовалось одно единственное слово: «Дело № ___».

У Савенкова была примета: успешно завершаются лишь те дела, которые начинаются по всем бюрократическим правилам.

Первым делом в правом верхнем углу папки появились два грозных слова: «Совершенно секретно». Непонятно, для кого они предназначались, но без грифа секретности обложка смотрелась бы куцей и незавершенной, как инспектор ГАИ без фуражки и полосатого жезла.

С названием пришлось навозиться. «Дело об угрозах депутату Шишову» звучало скучно и, главное, не соответствовало в полной мере его существу. Угрожали не только уважаемому народному избраннику от города Уварова. Не только его пытались взорвать. Его друг Юрий Воловик пострадал еще больше – три дня назад на воздух взлетела и его машина, и любовница.

А Самсонов, за освобождение которого «Макойл» предлагает уже два миллиона баксов. Он тоже один из друзей Шишова.

А убийство в архиве. А сокровища графа Барковского… Все крутится вокруг пятерки, которую двадцать лет назад повязала кровь в архивном хранилище. Все они забрались на довольно высокие ступеньки и все – личности мрачные и темные.

Савенков вывел на обложке: «Дело черных ферзей».

Поставив дату в строке «Дело начато…» Игорь Михайлович оглядел готовую обложку. Все нравилось! Особенно название. Такое дело нельзя не раскрыть.

Савенков потер руки и, улыбаясь, начал кулаком массировать переносицу – это означало для него высшую степень азарта и предвкушения удачной охоты.

Первые документы, которые легли в папку, были малоинформативны. Ребята, получившие запросы Олега, поработали в полную силу, но нужных сведений не было, потому что их не было вообще.

Справка по старому уголовному делу сообщала, что Любовь Саблина подверглась изнасилованию и убила, находясь в состоянии необходимой обороны. Это подтверждали и справки медиков, и ее заявление, и порванная одежда, и синяки. Стало быть, она не виновата, а с убитого Сергея Ляхова уже ничего не спросишь. Дело можно закрыть и с плеч долой… Были ли другие заявления Саблиной, теперь не установить. Или она говорила не под протокол, или смышленый следователь вычислил все, что не ложилось в его версиях. И правильно! Зачем ему лишние болячки в мягких частях тела.

Установки по домашним адресам всех пятерых были идеальны. И участковые и соседи отмечали только положительное: под забором эти граждане не валяются, не матерятся, не дебоширят, жен своих не бьют, а наоборот: живут тихо и благопристойно. К дому приезжают на богатых машинах, привозят богатую еду, ходят в богатых одеждах… Ничего другого от установок Савенков и не ожидал.

Справки по местам работы «черных ферзей» были тоже пусты. О Самсонове и его концерне «Макойл» сейчас больше можно было узнать из газет. Игорь Лабода – полковник ФСБ и этим все сказано. По издательству «Альмо» сообщалось много, но это нормальные дрязги внутри фирмы: у кого какая ориентация, кто кого подсиживает, кто под кого ложится.

Интересней всего биография депутата Шишова. Это он сейчас депутат, а десять лет назад – партийный функционер правого толка. Пятнадцать лет назад – заключенный Мордовских лагерей, а до этого скромный учитель истории.

Сел Шишов по глупости, но, вероятно, сейчас благодарит за это судьбу… Начитавшись сказок Андерсена учитель Шишов решил сообщить народу, что король-то голый.

Прямо на школьной машинке он напечатал два десятка листовок и расклеил на соседних домах. Содержание было очень скромным. Примерно так: «Люди, посмотрите сами. Наш Генсек Черненко старый маразматик».

Это было правдой, но чекисты схватили его чистыми руками и с холодной головой отправили в суд. Там удалось доказать, что Черненко не старый маразматик, а молодой и мудрый руководитель. Следовательно, учитель Шишов есть клеветник и будет три года париться в Мордовских лагерях.

В рассаднике антисоветчиков Шишов провел всего год, но получил клеймо борца за свободу и приобрел друзей-уголовников, которые вскоре вознеслись к вершинам власти и его потянули за собой.

Больше всех Савенкова интересовал пятый ферзь – Юрий Игоревич Воловик. Он единственный мог еще быть в Москве. Должен был быть! Идет следствие, а он основной свидетель. Он же и потерпевший – его машину разнесло на куски. Правда, пока он не подозреваемый и подписку о невыезде у него, очевидно, не брали.

Набирая номер ИНИР, Института Новой Истории России, Савенков успел сообразить, что это телефон секретаря директора и что еще три дня назад по нему ответила бы та самая молодая женщина, которая…

– Институт истории. Смирнов у телефона.

Пожилой мужской голос не мог принадлежать какому-нибудь ученому. Интеллигенты говорят мягко, неуверенно, как бы заранее извиняясь за все. Это или хозяйственник, или охранник.

– Простите, господин Смирнов. Я хотел бы поговорить с доктором наук Воловиком.

– Нет его.

– А с кем-нибудь из его отдела.

– Так никого же нет.

– А руководство?

– Никого нет! Я один на посту. Все на похороны уехали. У нас тут такое приключилось… Террористический акт в обеденное время. Явный чеченский след.

– Где похороны?

– На Преображенском.

– Когда?

– В четырнадцать ноль ноль.

Преображенка на другом конце Москвы. С учетом центровых пробок на машине до кладбища часа полтора. На метро можно добраться за час.

Путь от метро до кладбища проходил через рынок. Обычный московский с бананами и куриными окорочками, с веселым гомоном, с запахами подгнивших фруктов и шашлыка. Возможно, что в другое время Савенков притормозил для философских размышлений и возможно сочинил бы глубокий афоризм типа: «От рынка до смерти четыре шага». Но сейчас он спешил. Если не отловить процессию у ворот кладбища, можно потеряться на его старинных аллеях.

Савенков ругал себя за то, что не спросил у охранника Смирнова фамилию покойной. Если он наткнется на несколько похорон, придется спрашивать обтекаемо, о жертве взрыва, например. Не искать же любовницу историка Воловика…

Преображенское кладбище старинное и, в некотором смысле, престижное, не для первого встречного. От главного входа веером расходятся аллеи с огромными мраморными крестиками и склоненными ангелами.

Перед конторой кладбища многолюдная разновозрастная толпа формировалась в процессию: впереди закрытый гроб, за ним убитые горем родственники, потом друзья с венками и замыкающая группа – товарищи по работе, сотрудники института новой истории.

Наметанным глазом Савенков заметил еще минимум пять-шесть личностей, находящихся, как говорят, «при исполнении». Дело вела прокуратура, и это могли быть и следователи, и оперативники из МУРа. У двоих были зажаты под мышкой сумочки-визитки или барсетки. В них явно были видеокамеры и ребята неестественно двигались, выставляя вперед правое плечо и стараясь крупным планом взять лица всех присутствующих.