Затерявшийся в кольце бульваров - Михаил Климман

– Почем?

– Девочкам сдаем, девочкам, – недовольно забурчала туша.

«Бедные девочки, кому-то ведь придется и у этого ночевать. А он небось давно в ванной дырку провертел…» – подумал Дорин и пошагал дальше.

Его сдатчик оказался пятым или шестым по счету – седой благообразный старичок, божий одуванчик, за комнату попросил триста рублей. На вопрос Андрея, в чем проблема, почему так дешево, тараканы, мыши или алкоголики под окнами мешают жить, дедушка сказал, что цена нормальная, а если с юноши (Дорин усмехнулся такому определению его возраста) просили больше, то это тати и разбойники, а не приличные люди.

Квартира оказалась недалеко, правда, Андрей быстро сбился в бесконечных проходных дворах, которыми они шли, и решил завтра с утра подробно записать адрес. Старичок ему нравился, почему бы не осесть у него на некоторое время? В одном из ночных магазинчиков Дорин купил еды, нижнее белье, зубную щетку и бритвенный прибор.

Квартирка оказалась чистенькой и уютной. Андрей посмотрел на свое отражение в зеркале над раковиной. Борода, даже едва проступающая, довольно сильно меняла его внешность, поэтому бриться он после некоторого раздумья не стал, а просто принял душ, поужинал и завалился спать.

Это уже становилось отвратительной традицией. Опять перед глазами было коричневое внизу, зеленое над ним, только на этот раз посередине было что-то желтое. Голова болела, как положено, но с телом вроде бы было все в порядке. Гула никакого не было – это были новые ощущения в утреннем пробуждении.

Но сегодня Дорин был уже умнее, у него был вчерашний опыт, и нужно было только выяснить, что же это такое – желтое. Андрей протянул руку и вляпался в собачье дерьмо. Выругавшись, он начал вытирать пальцы о траву и заметил еще один новый штрих сегодняшнего утра – часов на руке не оказалось.

Эксперимент доказал, что голову поднимать больно и тяжело, поэтому тестирование себя и карманов Дорин провел лежа. Собственно, проверять пришлось только джинсы и карман рубашки – куртка тоже отсутствовала. Равно как и деньги, документы и ключи.

Он был в сорочке, которую выстирал вчера вечером, перед тем как лечь спать. Андрей с удовольствием купил бы новую, но не знал, где это можно сделать ночью, да к тому же падал с ног от усталости. Мужик он был не слабый, но пройти вот так вдруг, ни с того ни с сего больше двадцати километров, да еще с жестокого похмелья, – такое испытание его вчера подломило.

Рубашка на нем была слегка влажной, то ли не высохла за ночь, то ли от утренней росы. Дорин напрягся и сел. Голова болела и кружилась, тошнило. На этот раз он обнаружил себя не на бульваре, а на каком-то пустыре. «"Хорошенького понемногу…" – сказала бабка, вылезая из-под автобуса и попадая под трамвай…» – неизвестно откуда всплыла в его памяти эта присказка.

Невдалеке видны были футбольные ворота без сетки, чуть подальше – двухэтажные бараки, в которых прошло его детство. Там была общая кухня, туалет и по двадцать квартир на каждом этаже. Ни ванной, ни душа советскому человеку не полагалось. Андрею казалось, что таких трущоб в Москве уже не осталось.

Ай да дедушка, ай да молодец. В этот раз сомневаться в том, что его чем-то отравили, не приходилось. Никакого спиртного он вчера не пил, а головная боль и тошнота были явным свидетельством о постороннем вмешательстве в его организм. К тому же, как бы он ни устал вчера, не проснуться, когда его вытаскивали из дедушкиной квартиры, грузили в машину, везли сюда, на пустырь, и выбрасывали, он не мог. Только если спал слишком крепко, под глубоким наркозом, так сказать.

Интересно, зачем его одели? Он потер виски, попытался подняться – получалось плохо. Что же им помешало вышвырнуть его в одних трусах? Дорин покосился на ноги – на нем были ботинки, носков, правда, не наблюдалось. То, что работали как минимум двое, Андрей не сомневался ни на секунду – старик был такой комплекции, что даже в молодые годы мог, наверное, в лучшем случае сдвинуть Дорина с места, а сейчас…

Интересно, зачем «они», кто бы они ни были, если просто хотели его ограбить, произвели целый ряд совершенно бессмысленных и трудных действий – надели на него рубашку, джинсы, ботинки, потом далеко отвезли? То, что было вокруг него, центром Москвы никак не было. Андрей вообще сомневался, Москва ли это…

Он все-таки поднялся на ноги и поплелся к домам. «Расследование» придется пока отложить. Голова не очень хочет соображать, да и жизнь надо привести в порядок. Дорин брел, пошатываясь, и про себя усмехался. Он и не подозревал о существовании в глубине души своей таких бездн юмора.

А улыбался Андрей воспоминаниям, когда и при каких обстоятельствах в последний раз он был в подобном положении. Он прокрутил пленку памяти и понял, что это было где-то тридцать лет назад, ему лет восемь—десять, и мать отпустила его вместе со Славкой Куренковым в парк Горького, где по воскресеньям собирались марочники. Ему было выдано полтора рубля и строго приказано не опоздать к обеду.

А он увлекся. Сначала они разбежались со Славкой, а потом он просто вошел в раж. Марки были такие замечательные, такие красивые, и их было так много! Больше всего ему нравились китайские, не за красоту, а потому, что на них внизу были написаны номер серии и номер марки в серии, и их можно было подбирать, руководствуясь этими цифрами. И когда серия собиралась полностью, появлялось блаженное ощущение полноты, завершенности. А еще его влекли непонятные и заковыристые названия стран – Габон, Гваделупа, Тува, Сиам. А еще… Да мало ли что могло привлекать десятилетнего пацана в новом и разноцветном мире.

Короче, когда он очнулся, выяснилось, что у него нет больше денег. Ни одной копейки. Отложенный на метро пятачок (на автобусе можно было проехать зайцем, а вот в метро – никак) тоже ушел на покупки. Когда это произошло, Андрей не заметил, а если бы и заметил, вряд ли смог бы остановиться – уж больно все было… и слов не найти, чтобы рассказать, как оно было.

Дорин пришел к станции метро в надежде уговорить какую-нибудь тетку-контролершу пропустить его бесплатно. Прийти-то пришел, но подойти робел… Стоял в сторонке, смотрел на женщину, прикидывал, как лучше с ней заговорить, понимал, что скорее всего, даже наверняка, пропустит, но сильно трусил и никак не мог сдвинуться с места… Тут-то и появился Славка, который в отличие от Дорина…

Из-за барака вышла толстая девочка лет восьми в грязном платье, посмотрела на Андрея и заканючила:

– Дядь, дай рубль… Дядь, дай рубль…

На втором этаже открылось окно, и оттуда выплеснули грязную воду, похоже от стирки. Дорин с запозданием отклонился и получил несколько капель вонючей жидкости. Он непроизвольно полез в карман, но ничего, кроме сложенной бумажки, там не обнаружил. Развернул ее, прочел, написанный Лениным почерком телефон какого-то Мити, сложил и сунул обратно.

– Девочка, – спросил он сквозь тошноту и головную боль, – как это место называется?

Та, не говоря ни слова, кинулась за угол дома, откуда появилась минуту назад, и сразу же послышался ее рев: