Тайны раскола. Взлет и падение патриарха Никона - Константин Писаренко

Прослышав о том, гетман коронный повернул войско назад, к Киеву. Окрыленное разгромом шляхты у Желтых Вод, население открыто примкнуло к запорожцам, обеспечило их провиантом, пополнением, информацией о противнике, расправляясь заодно с прежними, ненавистными хозяевами. При таком раскладе далеко Потоцкий уйти не мог. И верно, 15 (25) мая союзная армия настигла его у Корсуня на реке Рось. Попытка под покровом ночи оторваться от неприятеля закончилась плачевно. Колонна угодила в засаду, и к утру 16 (26) мая от нее ничего не осталось: мало кто вместе с Потоцким и воеводой Черниговским, гетманом напольным Мартыном Калиновским попал в плен.

От Корсуня Хмельницкий направился в Белую Церковь, откуда послал десятитысячный отряд атамана Кривоносова брать под контроль Левый берег Днепра и целую делегацию — в Варшаву, на встречу с королем. Сотник Чигиринский исполнил то, что Владислав IV хотел поручить Барабашу и Илльяшу. Король обрел решающий аргумент в споре с Сенатом и сеймом. Речь Посиолитая, лишившись вооруженной руки, столкнувшись с поголовным неповиновением на Украине, подгоняемая охваченной паникой шляхтой приняла бы августейшую схему урегулирования конфликта: казакам — автономию, монарху — полноценную исполнительную власть. Однако случилось то, что, судя по всему, не могло не случиться в не любящей компромиссы стране.

Владислав IV из Вильно в Варшаву выехал 19 (29) апреля 1648 г. По пути заглянул в Меречь. Там и слег из-за болезни, вдруг обострившейся. Неважно, камни в почках или подагра приковали монарха к постели. Врачи не оказали ему должной помощи, и 10 (20) мая 1648 г. государь скончался. Умышленная или нет, смерть Владислава спутала карты Хмельницкому. Он, кстати, не сомневался в убийстве короля. Но еще больше она навредила республике. Разумеется, всерьез обсуждать с Хмельницким вышеописанный вариант примирения Сенат не собирался. Только ради отсрочки боевых действий. Надавить на магнатскую верхушку в Варшаве было некому. Наступать на Варшаву казакам не стоило, дабы не спровоцировать патриотический подъем среди поляков. Удовлетвориться тем, что завоевано, и ничего не предпринимать, означало дать Польше карт-бланш на основательную подготовку к реваншу. Как ни крути, Хмельницкий очутился в ловушке с двумя выходами — либо на юг, к османам, либо на восток, к русским. Естественно, православный гетман войска Запорожского предпочел поиск влиятельного патрона начать с царя московского.

* * *

Полагаю, теперь понятно, почему Б.И. Морозов официально не учредил смоленский фонд. Публичный призыв Алексея Михайловича сброситься на войну с Польшей в республике, безусловно, заметили бы и отреагировали адекватно. Вполне вероятно, ради сохранения Смоленска приманили бы и казаков либерализацией украинских порядков, а то и возрождением автономии. У короля также отпала бы необходимость заключать с кем-либо союзы против Речи Посполитой. Сейм щедро бы отстегнул на оборону нужную монарху сумму. И Россия заплатила бы большой кровью за формирование «золотого запаса» честно и открыто, без принуждения и обмана.

«Дядька» царя играл ва-банк, надеясь сорвать крупный куш. Ведь еще летом 1646 г. для него стало ясно, что Польша дрейфует по курсу, проложенному англичанами, то есть к революции. Все совпадало: религиозные разногласия внутри королевства усугублял конфликт монарха с парламентом из-за нежелания нации субсидировать непопулярную войну. Там союз Карла I с католиками против пуритан, здесь — Владислава IV с православными и протестантами против католиков. Там сдетонировала взрыв война с Шотландией, здесь тот же итог сулили планы войны с Турцией. «Великий посол» В.И. Стрешнев привез из Варшавы первому министру хорошие новости. Сам гетман литовский Янош Радзивилл по поручению короля 18 (28) апреля 1646 г. посвятил боярина почти во все подробности антитурецкой кампании. Владислав IV замыслил широкую коалицию с участием помимо Венеции Австрии, Дунайских княжеств, России и Персии. Обеспечить спокойный проезд к шаху через Московию королевского спецпосланника Юрия Ильича и попросил Стрешнева литовский князь, не преминув представить россиянам дипломата.

И что же Москва? А Москва сразу же переполошилась и 18 (28) мая 1646 г. выслала в Вязьму к воеводе И.А. Хилкову стрельца Тимофея Карпова с предписанием Ильича в Москву «без нашего указу» не пропускать. Пусть подождет, сколько надо, в До-рогобуже, ну или в Вязьме. Ведь Морозову требовалась не большая антиосманская коалиция, а либо революционная анархия внутри королевства, либо хотя бы война одной Польши с Турцией, облегчающая русское наступление на Смоленск. И когда сейм осенью 1646 г. запретил монарху воевать с кем-либо извне, Борис Иванович, как и король польский, сменил ориентиры, сделав ставку на восстание казаков. В Кремле очень внимательно отслеживали рост напряженности вокруг Запорожской Сечи из-за появления в ней Хмельницкого в полной уверенности, что мятежные запорожцы попросят помощи у Руси. О существовании рокового письма Морозов не знал, и потому крайне удивился отправке Хмельницким посольства не в Москву, а в Бахчисарай.

В XIX веке киевские архивисты опубликовали уникальное свидетельство — допрос поляками плененных под Прилуками казаков из корпуса Кривоносова, освобождавшего Левобережную Украину. Вот что сообщил Алексей Туцко, вновь избранный полковник Корсунского полка: «Послы московские были у Хмельницкого. Сперва упрекали его за то, что он призвал неверных на кровь христианскую, а не их — москвитян, которые, будучи единоверцами, не произвели бы такого кровопролития, как татары. Объявили ему также именем своего царя: если ты должен будешь призвать на помощь татар, то вместо того можешь нас иметь в готовности, только б вы уступили нам земли по Днепр, а мы, соединившись между собою, прогоним поляков за Вислу и поставим на польском королевстве московскаго царя».

Подчеркнем то, что «москвичи» пеняют Хмельницкому за намерение опереться на татар («если ты должен будешь»), соглашения с которыми еще нет. Потому их приезд в Запорожскую Сечь можно датировать концом февраля — началом марта 1648 г. А беседовал с гетманом не чин из Посольского приказа, а кто-то из надежных конфидентов Морозова, каким-то образом проведавшего о контактах казаков с татарами. С целью выяснить, в чем дело, и попытаться сорвать запорожско-крымское сближение, агент первого боярина и поспешил на Украину. Там после любезно-прохладного приема у старшины, конечно же, услышал и легенду о королевском письме. В Москве отчитался обо всем, и Борис Иванович, политик прожженный, сразу сообразил, почему Хмельницкий предпочел русским татар: временный союз казаков с басурманами и для самого Владислава IV, и для королевского давления на панскую «Раду» (сенаторов) более приемлем, чем их же вечное партнерство с московскими единоверцами.

Итак, главная помеха русско-украинского альянса определена. Остается в кратчайший срок проинформировать о закулисной «дружбе» короля с Хмельницким тех самых сенаторов, чтобы они приняли надлежащие меры. Разумеется, это — гипотеза. Насколько она совпадает с истиной, пока мы не знаем. Но если королю помогли уйти в мир иной, то верно одно из двух — либо поляки сами проведали о подлинных отношениях монарха с казаками, либо им глаза на опасность открыл кто-то другой, и Б.И. Морозов — первый в списке подозреваемых. Как бы то ни было, 10 (20) мая 1648 г. гарантировало России совместное с украинцами выступление против Польши. Присоединение к тандему Турции и Крыма только бы приветствовалось. Оставалось совсем ничего. Новости о кончине короля докатиться до Хмельницкого. Хмельницкому в письменном виде попросить Алексея Михайловича о покровительстве. Автограф Хмельницкого привезти в Москву. Морозову от имени царя объявить Польше войну.