Час рыси - Михаил Зайцев

Впрочем, Аллах с ним, с Евграфовым. Вон он стоит, беседует с мэром, и Костя ему глубоко безразличен, а вот его молодящейся супруге, кажется, нет! Женщина едва заметно кивнула, поймав воровато-удивленный взгляд Константина. Знак понятен – предлагает выйти в холл. Сразу же что-то сказала мужу, улыбнулась мэру и неспешно поплыла из банкетной залы. Заинтригованный Костик опустил недопитый бокал шампанского на поднос проходившему мимо официанту и, на всякий случай описав по залу большой полукруг, вроде бы случайно, промежду прочим, вышел в холл. Здесь, возле зеркала во всю стену, ожидала его мадам Евграфова. Дама поправляла прическу, разглаживала на длинном вечернем платье несуществующие складки и даже глазом не повела, когда в метре от нее замер Костя. Константин тоже сделал вид, что поправляет прилизанные волосы, полагая уже, что многозначительный повелевающий жест богатой леди ему почудился, и собрался было вернуться в толчею хозяев жизни, но тут она прошептала пару слов, конкретнее – не терпящее возражений распоряжение: «За мной, малыш», и непринужденно скрылась за дверями мужского туалета. Костя огляделся. В холле курили секьюрити, их лица остались невозмутимыми. Делать нечего, Костя направился следом за дамой. В туалете было пустынно, лишь из-за двери одной кабинки торчала женская рука, манила пальчиком.

Супруга вероятного кандидата на пост президента державы отымела мальчика Костю в шести позициях за пятнадцать минут. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что двери туалетной кабинки не доставали до пола сантиметров пятидесяти. Любой нечаянно зашедший отлить мужик мог бы легко заметить две пары ног рядом с подножием унитаза, а этого, по глубокому и искреннему убеждению Кости, допускать было никак нельзя. Посему он вынужден был стоять, прижавшись голой попой к фаянсу сливного бачка, а дама извивалась, забравшись с ногами на закрытую крышку толчка. (Позже Костя узнал, что приглашенные на фуршет гости посещали другие сортиры, более комфортабельные и расположенные совсем в другом месте. А что касаемо отхожего места их первого свидания, так оно отводилось для справления нужд охраны, водителей и прочей челяди, привыкшей к барским выходкам и назубок вызубрившей нехитрый афоризм: «Меньше знаешь (видишь, слышишь, понимаешь) – дольше (лучше, спокойнее, обеспеченнее) живешь».

Скоро, очень скоро Константин Николаевич уже работал в фирме под началом Евграфова, и не где-то в филиале, а непосредственно в центральном офисе. И лично Евграфов частенько просил его сопроводить в магазин или в бассейн свою скучающую супругу. Жену Евграфов любил больше всего на свете, можно смело сказать – он ее боготворил, что поначалу до ужаса пугало красавчика Константина. Но шло время, и он выяснил малоприятный, однако несколько успокаивающий факт: о слабости мадам Евграфовой «на передок» знали все служащие штаб-квартиры финансово-промышленной империи господина Евграфова, кроме него самого. И никто не спешил открыть глаза рогатому супругу, все обоснованно боялись его гнева – ведь любящий мужчина глуп и слеп, достаточно вспомнить исторический анекдот про Клеопатру, чья ночь покупалась ценою жизни. Сколько самцов потеряли головы (в буквальном смысле), охваченные трепетным чувством к египетской царице! И ведь ей, суке коронованной, это нравилось! Просто не баба, а какой-то сексуально-доисторический доктор Геббельс. Надо полагать, на прием к фашиствующей царице приходили не только выжившие из ума старички, а уж легенду эту (если, конечно, вся эта история – легенда) сочинили и подавно мужи исключительно разумные – в назидание братьям по полу.

Удовлетворяя Клеопатру московского розлива, Костя не терял бдительности и изо всех сил старался приблизиться к «самому». Методом ювелирных проб и мелких, никому не заметных ошибок он сумел-таки нащупать нежную струнку в душе босса и мастерски на ней сыграть. У Евграфова не было детей, и умница Костик тихонечко, исподволь будил в его властной натуре незадействованные отцовские чувства, естественное мужское чадолюбие, активно выдвигая себя на роль единственного и обожаемого чада. Поначалу Вадим Борисович попросту не замечал деловито снующего по коридорам офиса паренька, а заметив недельки через три, с удивлением обнаружил, что этот парнишка ему нравится. Ему было приятно, когда юноша, робея, входил в начальственный кабинет с лентой факса в руках, приятен был его восхищенный взгляд, чистый детский голос… Короче – дело было сделано! Семя упало в благодатную почву, пустило корешки внимания и прорастало зелеными ростками симпатии. Первый плод семечко дало удивительно скоро. Месяца через полтора после зачисления Константина на службу его всемогущий начальник неожиданно для себя подумал: «А ведь и я был когда-то таким же простецким, симпатичным пареньком». Так Константин Николаевич Поваров, молодой человек с незаконченным высшим (точнее, с начальным высшим образованием), волей своего босса был введен в ближний круг. И неважно, что на шестых ролях: козырная шестерка из колоды Графа стоила козырного туза иных наркобаронов и равнялась по значимости иным королям малогабаритных европейских монархий. (Последнее сравнение, кстати, далеко не случайно: финансовая империя Евграфова ворочала капиталами, вполне сопоставимыми с годовым бюджетом какого-нибудь там княжества Люксембург или Лихтенштейн).

В конечном итоге, во главе сложных структур сплошь и рядом стоят личности случайные, так или иначе выброшенные волнами судьбы на капитанский мостик в непосредственной (а подчас и опасной) близости с рулевым колесом. Недаром же в средние века сочинили столько сказок про шутов у трона. Впрочем, в вотчине Евграфова дела обстояли несколько иначе. Действительно приближенных было четверо, а случайных среди них – всего двое, что редкость. На последнем месте в толчее у графского трона стоял, разумеется, мальчик Костя. Позицию рангом выше занимал личный секретарь Евграфова, тридцатисемилетний Владимир Владимирович Лыжиков, с радостным оскалом откликавшийся на Вову, ни дать ни взять управляющий барскими имениями – худенький, дохленький, маленький, с крысиными глазками и редкими набриалиненными волосиками. Совсем не походили на Вову два других неслучайных господина. Эти очень уверенно сидели на тронных подлокотниках. С ними Граф работал рука об руку с одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Они вместе дебютировали в большом бизнесе, и в ту пору в триумвирате царила полная взаимозаменяемость. Позже сама жизнь расставила их по своим местам. Если проводить аналогии с госструктурами, то Евграфов стал президентом, шестидесятилетний (на момент знакомства с Костей) бугай Тимофей Иванович Пауков занял пост министра финансов, а их более молодой товарищ сорока двух лет (столько ему стукнуло, когда в фирме появился Костя), Антон Александрович Шопов, принял на себя обязанности силовика. Впрочем, разделение обязанностей между двумя вторыми лицами было весьма условным (ведь и в государстве подчас силовики интересуются финансами, а финансисты создают силовые структуры).

По мере роста и процветания графских владений президент несколько отдалился от своих ближайших сподвижников. Отношения стали не столь безоглядно дружескими, а временами и достаточно напряженными. Дело шло, хватало средств нанять суперспецов и по финансовой, и по силовой части. В итоге как-то само собой получилось, что ко времени появления Константина силовик и финансист занимались не столько делами большого бизнеса, сколько личной бухгалтерией и личной охраной превратившегося в хозяина друга. Прочими личностными делишками (как-то: заказом билетов на самолет, оформлением виз, ремонтом квартир, организацией банкетов) ведал секретарь Вова, и у него на подхвате теперь суетился Костя. Однако только эти четверо практически домашних слуг сиживали за столом рядом с хозяином, когда возникала необходимость принятия важных стратегических решений, только к их мнению он прислушивался и только им доверял особо сокровенные планы.