Женщина, у которой выросли крылья (сборник) - Сесилия Ахерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переворачивая страницу, она краем глаза замечает, что женщины внизу улыбаются ей и в знак одобрения поднимают вверх большие пальцы. А потом дыра в полу закрывается.
Молодая официантка Сара принимает заказ у пары бизнесменов и отходит от столика. Щеки ее пылают. Она слышала, что один шепнул другому. Хоть она всю жизнь слышит такое, но все равно каждый раз смущается и краснеет. Жаль, что они за ее столиком. Она усадила бы их куда-нибудь еще – будь она на входе, – но она как раз передавала заказ на кухню, и теперь ей придется обслуживать этих насмешников, один из которых, по крайней мере, счел ее шепелявость забавной. Наглец какой-нибудь на ее голову всегда найдется.
Пока Сара идет отдать заказ повару, она чувствует на себе взгляд. На нее смотрит женщина, сидящая за столиком для одного. На кухне она передает заказ, пытаясь сосредоточиться, подавить охватившую ее злость и дрожь во всем теле. Потом подходит к женщине.
– Здравствуйте, что вы будете пить? – спрашивает Сара.
– Содовую, пожалуйста. Льда, лимона не надо.
Сара так и замирает на месте, услышав эти слова. Посетительница тоже шепелявит. Может быть, передразнивает ее? Нет – женщина совершенно серьезна.
Сара идет за стойку, чтобы взять бутылку содовой, и оттуда рассматривает посетительницу. Под столиком та скидывает свои туфли на шпильках и начинает неторопливо вращать ступнями и потягивать их, разминая лодыжки. Распускает высокую прическу и встряхивает головой, чтобы волосы рассыпались по спине. Одновременно делает разминку для шеи. Она, понятное дело, работала с самого утра, но держится без тени нервозности, лишь физическое напряжение чувствуется в ее теле. Потом посетительница непринужденно собирает волосы в хвост на затылке, чтобы они не падали на лицо, достает из кожаной сумки маленький тюбик крема, выдавливает немного на ладонь и медленно, спокойно, задумчиво массирует кисти, уставившись в одну точку перед собой. Официантка все наблюдает, не в силах отвести взгляд. Есть что-то гипнотическое в этих спокойных уверенных движениях, как будто отрепетированных в определенном порядке. Крем исчезает, взамен из сумки появляется бальзам для губ, который она наносит, не прерывая своей задумчивости. Когда и этот тюбик возвращается в сумку, Сара гадает, что последует далее. Телефон, наверное. А может, ежедневник. Под столом у ног женщины стоит толстый, довольно потертый портфель из дорогой кожи с золотыми замками. Видно, что это деловой портфель, который с ней каждый день, а не от случая к случаю. Судя по тому, как хозяйка прижимает портфель ногой к стене, опасаясь, вероятно, что он упадет или что его могут украсть, сам портфель и его содержимое представляют для нее большую ценность. Там, вероятно, юридические документы. Женщина пришла в черной накидке, какие надевают в суде барристеры[6], сняла ее и повесила на спинку стула. Сара знает, что барристеры много говорят – чем и зарабатывают себе на жизнь. Но для нее это немыслимо. Сколько она себя помнит, она всегда боялась говорить, особенно на публике.
Шепелявость у нее с детства. Язык не подчиняется ей, несмотря на занятия у логопеда. Так и лезет воткнуться ей в нижние зубы, направляя воздух вперед, и вместо «с» у нее выходит «ф». Считается, что межзубная или фронтальная шепелявость исправима, но у нее тяжелый случай, упорный дефект речи, что в детстве казалось милой и смешной привычкой, умилявшей взрослых. И когда с возрастом она не перестала шепелявить, те, кто раньше умилялся, поощряя произносить звуки неправильно, говорили, что пора ей повзрослеть, пора избавиться от этого недостатка. Но она не могла. В школе ее дразнили каждый день, постоянно. Иные, наверное, считали, что ей просто нравится так говорить. Логопед как-то сказала ей, что не язык, а мозг отказывается ей подчиняться. Теперь она учится в университете и подрабатывает в кафе официанткой, однако достается ей за шепелявость не меньше, хотя и по-другому. Она то и дело встречает то приподнятую бровь, то удивление в глазах собеседника. Парни, которые знакомятся с ней в клубах, сразу меняются, стоит ей открыть рот. С тех пор как ее шепелявость перестала вызывать умиление, она научилась говорить лишь по необходимости. Удивительно, но она почти совсем не ощущает такой потребности. Она чаще молчит, предпочитая слушать и наблюдать, а это есть необходимое условие для многих человеческих открытий.
Сара рассматривает одежду гостьи. На ней черный костюм, сшитый на заказ, дорогой – как ее крем и фирменный бальзам для губ. Да, она точно с работы – иногда адвокаты и прочие судейские забираются сюда, чтобы пообедать или поужинать, хотя чаще ходят в ближайшие рестораны.
Нет, просто невозможно отвести глаз от этой женщины. Как непринужденно она держится, как уверенно она заказала свою содовую безо льда, без лимона и без капли смущения! Сара же с детства говорит так, будто за каждое произнесенное слово прощения просит. Собственное имя для нее настоящий вызов. Иногда она представляется другим именем – смотря кто спрашивает и насколько она уверена в себе. Брайана – ее любимый псевдоним. Это имя она выговаривает на отлично, будто ее и впрямь так зовут. Часто она задумывается, какова была бы ее жизнь – нет, не без шепелявости, но с именем, которое, по крайней мере, ей под силу выговорить.
Наконец посетительница закрывает меню, стукнув по обложке ухоженными ногтями. Ногти у нее свои, не накладные – прозрачный лак, натуральные белые кончики.
– Вы готовы сделать заказ? – спрашивает Сара, подходя и ставя на стол бокал с содовой, безо льда, без лимона. Она замечает, что тон ее голоса изменился. Ей хочется угодить этой женщине, произвести впечатление, она хочет быть ее другом. Жаль, что она не умеет держаться с такой уверенностью. Она восхищена тем, как свободно та разговаривает.
Официантка снова отмечает шелест на звуке «с», и сердце у нее замирает. То есть это не шутка и ей не показалось.
– Да, спасибо, – вежливо отвечает женщина, поднимая голову.
– Супер, – еле слышно отвечает Сара, хотя никогда так не говорит. Она и сама удивлена, что выразилась подобным образом.
Большой стол взрывается от хохота. Хохот заполняет все их маленькое бистро.
Они смеются совсем не над Сарой, но она невольно принимает их смех на свой счет.
Взглянув на них, женщина снова открывает меню, будто ей в голову пришло еще что-то, скользит глазами по странице, а потом с улыбкой говорит:
– Передайте, пожалуйста, повару, чтобы приготовил мне стейк из лосося под сырным соусом и салат из сухой спаржи и сельдерея. Хорошо?
Она не просит, она велит, но при этом поддерживает и поощряет. Глаза официантки наполняются слезами, по коже бегут мурашки. Она ненавидит эти блюда. Зачем их только включили в меню?
Сара неловко переминается с ноги на ногу.
– Я просто запишу…
– Нет, вы должны сказать.
Шеф-повар – человек вспыльчивый. Ее сразу предупредили, что с ним лучше не связываться. Он нетерпелив, он никому не дает спуску, а ей – особенно. Одно время у них работал официант-заика, но продержался недолго, не вынеся насмешек. Наверное, нашел работу, где требуется помалкивать. Здесь же, в бистро, нужно, чтобы все от зубов отскакивало, всем некогда, как в принципе везде. Ей это знакомо. Ее часто перебивали, чтобы договорить за нее, иногда по доброте, желая помочь, но чаще от нетерпения. Она привыкла, что собеседники отворачиваются посреди разговора или смотрят ей в рот, думая, что по губам быстрее разберут, что она там мямлит. Медлительная и нечеткая речь вызывает раздражение. А иногда достаточно одного слова, чтобы человек закрылся навсегда.