Го юй (Речи царств) - Автор Неизвестен

[17][242]

Вернувшись из [владения] Чжэн, [Сян-]ван пожаловал цзиньскому правителю Вэнь-гуну город Янфань[243]. Янфаньцы отказались подчиняться [Вэнь-гуну], и тогда правитель владения Цзинь окружил город.

Цан Гэ[244] крикнул цзиньцам [со стен города]: “Ван, считая, что правитель владения Цзинь обладает добродетелями, пожаловал ему в благодарность город Янфань. Однако мы, жители Янфаня, с любовью вспоминая о добродетелях вана, до сих пор не подчинились владению Цзинь, рассуждая, какие добродетели проявит ваш правитель, чтобы привлечь нас на свою сторону и успокоить, дабы не было у нас далеко идущих стремлений. Он хочет разрушить городской храм предков и истребить всех жителей, поэтому, естественно, мы не решаемся подчиниться ему!

Объектом нападения для трех армий[245] являются те, кто, подобно маням, йенам, жунам и дисцам[246], проявляет своеволие, распущенность и непочтительность, потому против них и действуют.[силой] оружия. Наш слабый город Янфань пока незнаком с политикой правителя владения Цзинь, поэтому и отказывается подчиняться его приказам. Если правитель Цзинь хочет распространить [на нас] свои милости, пусть пошлет чиновника для привлечения нас на свою сторону — тогда осмелимся ли мы не повиноваться его приказам?! К чему было утруждать войска походом! Разве показ правителем Цзинь своей военной мощи не вызывает подозрения и не грозит неудачей?[247]

Я слышал, говорят, что военную силу нельзя показывать, а гражданские добродетели нельзя скрывать. Показ военной силы лишает авторитета, а сокрытие гражданских добродетелей не позволяет [им] воссиять. Город Янфань лишился права находиться в числе земель, несущих повинности по обработке полей, причем одновременно ему угрожают военной силой, что вызывает в нас страх[248]. В противном случае разве мы посмели бы цепляться за жизнь [и отказываться от выполнения ваших приказов]? К тому же разве в городе Янфань есть [преступники], подлежащие ссылке на далекие окраины? Все мы — прямые родственники или свойственники Сына Неба, так почему же к нам проявляется такая жестокость?!”

Услышав слова Цан Гэ, правитель владения Цзинь воскликнул: “Это речь благородного мужа!”, после чего предоставил свободу жителям города Янфань.

[18]

На съезде в Вэнь[249] цзиньцы задержали вэйского правителя Чэн-гуна[250] и отправили его ко двору дома Чжоу.

Правитель владения Цзинь просил убить Чэн-гуна, но [Сян-]ван сказал: “Нельзя [этого делать]! Управление государством исходит от высших. Высшие разрабатывают методы управления, а низшие осуществляют их без нарушений, поэтому между высшими и низшими не возникает обид. Ныне вы, дядя, определяете методы управления, но не соблюдаете существующие правила[251], разве это допустимо? Ведь между правителем и его слугами не должно быть тяжб; вот теперь, хотя Юань-сюань прав, нельзя прислушиваться к его словам. Если между правителями и их слугами будут возникать тяжбы, станут возбуждать тяжбы друг против друга отцы и дети, исчезнет разница между высшими и низшими.

Вы, дядя, слушаете речи Юань-сюаня и в этом — первое нарушение [законов управления]. К тому же если из-за слуги убить его господина, как тогда пользоваться законами о наказаниях! Объявлять законы о наказаниях, но не применять их, в этом — ваше второе нарушение [законов управления]. Объединив раз чжухоу, вы дважды нарушаете законы управления, и я боюсь, что в дальнейшем вам уже не объединить их. Если бы дело обстояло не так, разве я посмел бы проявить личные чувства к правителю владения Вэй [и отказать в вашей просьбе]?!”

После этого цзиньцы вернули правителя Вэй в его владение.

[19][252]

На двадцать четвертом году [правления Сян-вана] (624 г. до н. э.) циньские войска, вознамерившиеся совершить внезапное нападение на владение Чжэн, проходили мимо северных ворот Чжоуской столицы[253]. Воины, сидевшие на колесницах справа и слева, сняли с себя шлемы, спрыгнули на землю, совершили поклон [в знак уважения к вану][254], а затем, вскочили обратно[255] — и так на всех трехстах колесницах.

Глядя на них, Вансунь Мань сказал вану: “Циньские войска обязательно понесут наказание”. Ван спросил: “Почему?” Вансунь Мань[256] ответил: “Воины легкомысленны и своевольны. Легкомыслие говорит о плохо разработанных планах, своеволие указывает на несоблюдение правил поведения. Несоблюдение правил поведения ведет к небрежности, а плохо разработанные планы — к собственной гибели. В труднопроходимой местности они, столь небрежные, разве смогут избежать поражения? Если циньские войска не будут наказаны, значит, эта [древняя] истина потеряла значение”.

Во время этого похода, когда циньские войска возвращались назад[257], цзиньцы нанесли им поражение в горах Сяо[258] и захватили трех военачальников — Бина, Шу и Ши[259].

[20][260]

Правитель владения Цзинь[261] послал ко двору Чжоу для установления дружественных отношений Суй Хуэя[262]. Дин-ван[263] устроил в его честь угощение, во время которого внесли нарезанную на куски пищу, положенную на столик[264]. Совершать [положенные] церемонии помогал юаньский гун[265]. Фань-цзы спросил шепотом у юаньского гуна: “Я слышал, что правила поведения, принятые при дворе вана, не предусматривают подачи нарезанной на куски пищи, так какие же правила поведения выполняются сейчас?” Ван, заметивший их разговор, подозвал юаньского гуна и спросил, [о чем они говорили], а юаньский гун доложил [о вопросе Суй Хуэя].

Ван подозвал Ши-цзи и сказал: “Разве вы не слышали? При жертвоприношениях Небу и Верховному владыке используется целая туша[266], при церемонии, совершаемой ваном и гунами стоя, используется половина туши, положенная на стол[267], при угощении родственников используется нарезанная на куски пища, положенная на столик.

Вы не чужой для меня человек: вас, Ши-цзи, прислал мой младший дядя со стороны отца для укрепления старых дружественных отношений, чтобы помогать дому вана[268], и только поэтому я хочу поднести вам пищу согласно правилам поведения, предусмотренным прежними ванами для угощения [родственников]. Разве я посмел бы подать вам угощение, положенное при жертвоприношениях Небу или при церемонии, совершаемой ваном и Гунами стоя? Ведь обилие угощения не предусматривается правилами поведения в отношении родственников[269], нарушает старые установления и вносит путаницу в то, что любили в прошлом[270].

К тому же целые туши подносятся только жунам и дисцам, но ведь жуны и дисцы грубы и вороваты, легкомысленны и беспорядочны, алчны и неуступчивы. Их горячность не поддается обузданию, и в этом они подобны диким зверям и птицам. Время от времени они являются для представления дани, но не [могут] дождаться прекрасной пищи, от которой поднимается великолепный аромат, поэтому их усаживают за воротами дворца и