Разные судьбы - Михаил Фёдорович Колягин

— Не буду, — твердо сказал Волочнев.

— Послушай, Владимир Николаевич, мне до зарезу надо, чтобы паровозы сегодня же вышли за ворота. Ради старой дружбы, подпиши акт.

— Дружба ни при чем.

Правая бровь Зорина дернулась.

— Не болеешь за свое депо.

— Ты меня не упрекай! — взволнованно возразил Волочнев. — Ты кого хочешь обмануть?

Зорин махнул рукой.

— Черт с тобой. Сейчас поговорю с заказчиком. Расскажу о недоделках.

Зорин, а следом за ним Волочнев вышли в цех. Из-под цилиндра паровоза слышалась пулеметная очередь пневматического молотка. Запрессовывали призонные болты.

Волочнев усмехнулся.

— Ну что, принимаете? — спросил Зорин у сухощавого человека с портфелем в руках. Тот, переглянувшись со своим машинистом, махнул рукой:

— Давайте, раз лучше не умеете. Может, на месяц — два хватит.

— Ну, Владимир Николаевич, теперь очередь за вами. Подписывайте акт.

Вместо ответа Волочнев вытащил из кармана мел и, нажимая так, что на пол посыпались белые крошки, написал на обшивке цилиндра крупными плакатными буквами: «Халтура» и вытер платком покрасневшее от натуги лицо.

* * *

Владимир Николаевич Волочнев стал машинистом, когда ему исполнилось двадцать лет. Стать машинистом в такие годы считалось редкостью. Прежде чем занять место у правого крыла возле реверса — место машиниста, требовалось поработать слесарем, кочегаром, помощником машиниста. И на каждой ступени показать себя. Машинистами привыкли видеть людей в годах, зачастую убеленных сединой. Они хорошо знали себе цену и, как правило, обладали солидным, неторопливым баском. Володе Волочневу тоже хотелось походить на опытных и бывалых. Поэтому старался выработать сдержанность, умение говорить только дельное. Трудно приходилось: по натуре он был непоседой и говоруном. Совсем невозможным оказалось выжать из себя бас. Его петушиный тенорок портил всю «форму».

Должность у него была высокая, денежная, а вот девушкам из железнодорожного поселка он не нравился. Да он и сам к этому, видимо, не стремился. По крайней мере ни одна девушка не могла похвастаться, что Володя Волочнев предлагал ей свою дружбу. В свободное время он брал ружье, садился на тормозную площадку грузового поезда и уезжал на охоту.

Правда, редко возвращался с трофеями, но зато всегда приезжал веселым и жизнерадостным. Сергей Круговых частенько подсмеивался:

— Ты, наверное, там солнечные лучи с веток собираешь? Приезжаешь весь насквозь просветленный.

— Почти угадал! — загадочно улыбался Володя и переводил разговор на другое.

А однажды Волочнев удивил всех.

Был теплый воскресный день, и многие железнодорожники прогуливались по перрону. Они приходили сюда выпить кружку пива в перронном ларьке, или просто так, посмотреть на проходящие пассажирские поезда. Сергей Круговых с Лизой тоже бывали здесь частенько. Пришли и на этот раз.

Прибыл пассажирский поезд, и пассажиры повысыпали на перрон. Из вагона, стоявшего напротив, вышел Володя Волочнев. За плечом в брезентовом чехле висело ружье. В каждой руке держал он по объемистому узлу.

— Смотри-ка, Лиза, Володька сегодня удачно поохотился, — воскликнул Круговых, подтолкнув локтем жену. Но следом за Волочневым появилась незнакомая девушка с чемоданом в руке. Круговых сразу смекнул, в чем дело.

— Эге! — на весь перрон закричал Сергей, подбегая к вагону. — Так вот ты за какой птицей охотился. Хитер! Подстрелил все-таки. Ну, следопыт!

Спустя минуту Володя Волочнев представлял своим друзьям смуглую девушку с диковатыми черными глазами.

— Прошу любить и жаловать. Ольга Волочнева — моя жена.

Дома за праздничным столом немного хмельной Володя рассказывал, почему он полюбил охоту.

Как-то вел поезд через перевал. Было раннее летнее утро. Солнце еще не показалось из-за гор, но верхушки сосен уже оделись в золотые короны. В лощинах беспокойно колыхался молочно-белый туман. Поезд был не тяжелый, и Волочнев не особенно напрягался.

Из лесу тянуло прохладой и влажным ароматом цветущих трав. Как он любил эти, словно меняющиеся на экране пейзажи родной природы!

Кончился подъем, и поезд, пройдя перевал, стал набирать скорость. Владимир закрыл регулятор, положил обе руки на подлокотник, прилег щекой на ладони и стал зорко всматриваться вдаль. Ему захотелось скорости, да такой, чтобы свистел в ушах ветер, чтобы дрожали горы от грохота. Он снял фуражку, куда складывал все путевые документы, чтобы были, под рукой, взглянул на предупреждения, поморщился: скорость по следующему километру разрешалась не более двадцати километров в час.

«Перестраховщики, — ругнул он про себя путейцев. Прокатиться как следует не дадут по уклону! А кто узнает, как я ехал? — задорно подумал он. — Сейчас, перед утром, все спят. Не буду тормозить — пусть катится!»

И снова положил руки на подлокотник. Поезд, подталкиваемый инерцией, мчался быстрее и быстрее. Владимир потянул за привод свистка. Далеко в горы, повторяемый тысячеголосым эхом, понесся бодрый призыв стального богатыря. Впереди, покрытые утренней росой бежали две серебристые змейки рельсов. И вдруг между этими змейками Волочнев увидел человека.

Он бежал навстречу поезду и махал красным флажком.

Владимир привел в действие тормоза комбинированным краном. Несколько минут поезд продолжал идти прежним свободным ходом. Эти минуты машинисту показались бесконечными. «Эх, пассажирский бы тормоз», — с сожалением подумал Владимир. Впервые посетовал он на испытанный годами грузовой тормоз. Но вот вагоны задергались, словно схваченные невидимыми клещами и стали терять скорость. Человек же бежал навстречу паровозу и не хотел сворачивать с дороги.

— Сумасшедший! Задавит! — крикнул Волочнев, задыхаясь от непомерного напряжения нервов. Даже закрыл глаза, чтобы не видеть, как произойдет несчастье. Поезд, наконец, остановился. Волочнев открыл глаза: человека нигде не было. Так и есть: случилось непоправимое. Соскочил с паровоза, прошел вперед. Метрах в десяти от переднего бруса, прямо на рельсе сидела девушка и вытирала сигнальным флажком мокрое от пота лицо. Увидев Владимира, она вскочила и, сверкая черными глазами, закричала:

— Куда несетесь? Разве предупреждение для вас не закон? Где машинист? Передай ему, что это его последний рейс. Напишу рапорт — снимут.

Узнав, что перед ней стоит сам машинист, девушка неожиданно рассмеялась. Слишком жалко и неуклюже выглядел этот парень.

— Ты машинист? — переспросила она, показывая на него рукояткой флажка. — Ха-ха-ха!

Такой переход в настроении девушки окончательно смутил Володю. Он стоял перед ней, беспомощно опустив длинные руки вдоль туловища, и молчал, забыв даже спросить, почему остановила поезд. Он не мог оторвать восхищенного взгляда от лица девушки. Красавица!

О предстоящем наказании он не думал.

Из-за гор вынырнул раскаленный полукруг солнца и осветил ее лицо. В глазах вспыхнули зайчики, лучики солнца запутались в ее волосах, сверкнули бусинками пота на висках.

— Пошли со мной, — приказала девушка. — Там рельсовая накладка отстала. Завернуть поможешь.

Вскоре неисправность была устранена, и Волочнев отправился дальше. Он смотрел на девушку, которая, провожая поезд, стояла с развернутым флажком.

Возвратившись после