Любовница Синей бороды - Лариса Соболева

– Прошу простить меня, – сказала девушка по-французски, остановившись. А голова ее все кружилась, кружилась…

– Вам нужна помощь, Натали? – участливо спросил он.

Откуда этот господин знает ее имя? Внезапно в памяти всплыло более важное: «Убила двоих, третьего тяжело ранила…» Как это убила? Кто? Матушка?!!

Стало душно. Наташа сорвалась с места и побежала по зале, лавируя среди пар, а то и сталкиваясь с ними. Бормоча на ходу извинения, она мчалась к спасительному выходу. Да сколько же здесь народу? Будто весь мир собрался в одной зале. А ей необходимо вдохнуть свежего воздуха, иначе она задохнется.

Сбежав вниз по лестнице, Наташа прямиком направилась к дверям, выскочила наружу, не слушая, что говорил ей лакей. Наконец-то задышала глубоко и часто. Что же делать дальше, куда бежать? У парадного стояли экипажи, где-то тут и ее карета… Кто-то накинул пальто на плечи…

– Да как же можно на холод в одном платьице? – бухтел Иона. – Эдак простыть недолго, вон вся взопрела…

Наташа, не оборачиваясь, схватила его руку, придерживающую пальто на плечах, прижалась щекой к ней и тихо всхлипнула:

– Иона… увези меня отсюда…

– Фомка, подлец! – закричал Иона. – Карету подавай!

Через некоторое время Наташа ехала в карете, упав на грудь Ионы, но не плакала – сердце высохло. А Иона вздыхал, понимая, что барышня теперь все знает. Но старик не забыл забрать веер из вялой руки своей питомицы и надежно спрятал его снова у себя на груди.

Удар за ударом – много для юной девушки, не знавшей до этого невзгод. Сначала арестовали Агриппину Юрьевну, затем Наташа узнала, что они потеряли состояние, и последнее: матушка – убийца! Разве такое можно уложить в голове?

Все же воспитание среди русских просторов и множества людей, а не в закрытом пансионе дало положительный результат – Наташа не впала в горячку после столь страшных потрясений, лишь отлежалась день. Да и то день этот понадобился, чтобы свыкнуться с мыслью о матушкином преступлении и подумать, как к ней в тюрьму попасть. Наташа корила себя за слабость на балу, не сообразила сразу нижайше просить Светозара Елисеевича устроить ей свидание. Он бы не отказал, он добрый человек. К нему-то и надо обратиться, только не домой прийти, а дождаться у места службы.

В дверь постучались, потом вошел Иона с подносом:

– Наташа, ты ведь день цельный не кушала. С лица вон спала. Я бульону принес и ножку куриную, покушаешь?

– Да, – спрыгнула с кровати Наташа, взяла чашку с бульоном и припала к ней губами. С каждым глотком обжигающий бульон давал новые силы.

– Ты хлебца возьми, – приставал Иона. – С хлебом сытней…

– Иона, ты знал, что матушка убила людей?

– Ась?

– Не прикидывайся глухим! – прикрикнула Наташа на управляющего. – Слух у тебя отменный, я знаю. Матушку арестовали за убийства, мне его сиятельство граф Трепов сказал вчера. Ты знал?

– Ну, так… оно как бы вроде… а с другой стороны не совсем…

– Опять увиливаешь? А того не понимаешь, что я вчера едва ли не умерла, узнав такое. Отчего ты мне сразу не сказал? Я бы использовала время на балу и добилась бы свидания с матушкой. Отчего ты такой упрямый?

– Наташа, едем в Неаполь, а? Ты ж обещание давала…

– Нет, Иона, теперь тем паче не поеду. Как я могу уехать, когда матушка нуждается в участии и поддержке? Надобно помочь ей, ведь будет суд…

– У нас денег едва-едва наберется на дорогу… – завел старую песню Иона. Впрочем, денег теперь понадобится много, очень много. Он знал это.

– Продай мое бальное платье… драгоценности.

– За них много не дадут.

– Карету продадим…

– Нет, Наташа, у нас уговор другой был…

– Довольно, Иона! – рассердилась Наташа и в негодовании стала ходить по комнате туда-сюда. – Ну сколько можно об одном и том же? Я матушку не оставлю, что бы она ни совершила!

– Наташа… – покачал старик головой. – Ну… будь по-твоему. Да только спрячь ты картину подальше, а? Беду мы с нею наживем, ей-богу.

– Кстати! – Она подошла к картине, откинула прикрывающую ее тряпицу и в недоумении пожала плечами. – За хлопотами некогда было… Иона, что это за картина? Зачем матушка велела держать ее при себе? Сказала, будто счастье детей моих в ней. Уж не волшебная ли она?

– А и волшебная! – таинственно зашептал Иона, подойдя к Наташе. – Будь она проклята! Но рассказать тебе правду я обещание дал только в Неаполе. До того – ни-ни, уж прости. Коль недобрые люди дознаются, что она с тобой, отберут, Наташа, а то и вовсе убьют нас. Ищут ее, то мне доподлинно известно. И Агриппине Юрьевне известно. Тайна в этой картине не только нас касается, есть еще аспиды рода людского, что готовы дьяволу душу продать, лишь бы забрать ее да отомстить роду гордеевскому. А ты девица, напугают тебя сильно-пресильно, ты и расскажешь. Так матушка твоя сказывала. Оттого и велела не говорить тебе до времени. Спрятать ее надобно понадежней.

– Как странно ты говоришь… – задумчиво произнесла Наташа, рассматривая полотно. – Ничего в ней особенного нет, писана неопрятно. Ну, да ладно. Для твоего спокойствия отвези-ка ее в монастырь к тетке Феодоре.

– Так это ж в Суздаль… – начал было возражать Иона.

– Зато надежнее места не сыщешь, – перебила его Наташа. – И письмо, что матушка писала дяде в Неаполь, тоже отвези. Очень уж она просила беречь его… И попроси денег у тетки взаймы, я непременно отдам, из Италии пришлю. Завтра же и поезжай.

Рано утром Иона, строго наказав барышне, чтобы без особой нужды не выходила на улицу, а если соберется выйти, то только в сопровождении Анисьи, уехал в карете. Наташа с нетерпением ждала его отъезда и, выждав с полчаса (а то ненароком Иона вернется), поспешила на извозчике к месту службы графа Трепова, велев горничной остаться дома. Это ж какой будет стыд, если его сиятельство при холопке унизит Наташу, не станет с нею даже разговаривать. Битый час девушка прохаживалась по улице, наконец увидела открытую коляску, в которой важно восседал граф Трепов, сквозь приспущенные веки обдавая прохожих скукой. Наташа кинулась к нему, едва он ступил на землю:

– Прошу прощения, ваше сиятельство…

– Вы? – с неудовольствием вопросил он. – Что угодно, сударыня?

– Выслушайте, ваше сиятельство, – сквозь слезы унижения произнесла Наташа. – Я понимаю, матушка моя совершила… но и меня поймите… Какова бы она ни была, а это моя мать, и лучше ее нет для меня никого в целом свете. Я знаю вас как доброго, великодушного человека, вы не можете мне отказать… у вас ведь тоже есть дочь…

– Прекратите, сударыня, истерики изобретать, на нас уж прохожие смотрят, – раздраженно проворчал вельможа, направляясь к дверям присутствия. – Ступайте за мной.

Наташа одержала первую серьезную победу. Она утерла платочком глаза и нос и робко последовала за его сиятельством, подыскивая на ходу подходящие слова, способные убедить Светозара Елисеевича устроить ей свидание с матушкой. В большом кабинете с длинным столом, с тяжелыми шторами и резными стульями он уселся в кресло, Наташе предложил стул, затем так же раздраженно бросил: