Офицерская баллада - Тимур Максютов

Ольга искоса глянула на пунцового лейтенанта и с укоризной покачала головой:

– Ну зачем так, Коля? Сегодня же праздник – мог бы и не вспоминать о вашей… м-м-м… специфике.

– Ладно, я на завтра процедуру отложу, так и быть, – Дундук подставил локоть. – Давай, жена, цепляйся. Пошли – там банкет для старшего командного состава. Коньяк армянский, икра черная.

Они уходили – огромный, тупой, красномордый пузырь и гибкая, как зеленая веточка, нимфа. Муж и жена.

Ольга обернулась, одними губами прошептала «Спасибо» и послала воздушный поцелуй.

Лейтенант улыбнулся в ответ и двинул на улицу – покурить.

* * *

Было совсем темно. Фонарь у входа очертил круг затоптанного, коричневого снега. От стены тихо окликнули:

– Марат! Покурим? А то я пустой.

Лейтенант пригляделся и узнал сутулую несуразную фигуру Серёжи Викулова. Тот вернулся после сопровождения «груза двести» совсем уже нелюдимым, ни с кем не общался и сутками пропадал в ремзоне, закопавшись в кишках электронных приборов с головой. Пришел конец горячим дискуссиям на военно-исторические темы – Сергей не предлагал, Тагиров не напрашивался.

Марат протянул пачку, чиркнул спичкой. Затянулись. Викулов явно не знал, как начать разговор, а Тагирову было и так хорошо – в тишине молчать и вспоминать легкий, как прикосновение цветка, поцелуй в щеку, слышное только ему «спасибо» одними губами…

Наконец Серёжа заговорил:

– Очень плохо почта работает. Только сегодня письмо пришло, а чего тут до Иркутска-то? Тьфу! А шло целых три недели! Я уж и не знал, чего подумать, – у нее же соревнования, мало ли что…

Викулов говорил горячо, торопясь выложить побольше, пока не перебили. И – что очень удивляло – счастливо улыбаясь при этом. Из бестолкового, будто сляпанного из разнокалиберных обломков рассказа Тагиров понял: еще год назад, будучи в командировке на ремонте в Иркутске, Серёга совершенно случайно познакомился с очень красивой и самой умной на свете девочкой Таней. Пруста читала, правда-правда! Да еще и спортсменка – играет в университетской волейбольной команде. И кто бы мог подумать, что эта выдающаяся девушка обратит внимание на такого… м-м-м… обычного человека, как Серёжа! (Хрен там! Ты, Серёга, совсем не обычный – такого не в каждой психбольнице найдешь!) Переписывались. И вот она (сама!) написала, что ждет новой встречи с нетерпением, пусть Серёжа приезжает в отпуск в Иркутск. А отпуск только в декабре. (На дворе июль палит – в отпуск едет замполит; на дворе декабрь холодный – в отпуск едет Ванька-взводный; самый грязный, позже всех, в отпуск едет зампотех.) А тут этот… случай неприятный. С Ханиным. И вот Викулов, ужасно мучаясь нравственной двусмысленностью, все же решился дать телеграмму Танечке. И на станции пересадки Иркутск в два часа ночи на платформе между шестым и седьмым путями состоялась долгожданная встреча двух влюбленных сердец. Пока бойцы перетаскивали гроб из одного поезда в другой, Серёжа держал ненаглядную за руки и тонул в бездонных глазах. Только пятнадцать минут длилась эта встреча, но перевернула всю жизнь. Или, вернее, сразу две жизни двух очень хороших людей…

Викулов передохнул и продолжил:

– Вот. Довезли мы Ханина до Минска, там три дня на похоронах. Обратно я уже не стерпел, ехать поездом не мог, бойцов одних отправил, сам – на самолет. И четверо суток с ней, в Иркутске!

– Ну, молодцом! Свадьба когда?

– Так я же говорю: отпуск у меня в декабре, заявление подали. – Серёга вдруг перестал лыбиться, погрустнел. – Одно только плохо: ее родители против.

– Вот те раз! А чего так?

– Ну. Они такие… Упакованные, словом. Папа был заместителем директора на алюминиевом заводе, а сейчас свой кооператив открыл, производственный. Машина «Волга», все дела. Не хотят, чтобы дочка по гарнизонам моталась. Говорят, чтобы я из армии увольнялся. И главное – спросили, сколько я зарабатываю. Я ответил – так усмехаться начали. Эх…

Еще три года назад офицеры были самыми завидными женихами – вдвое-втрое больше обычных инженеров получали. А у нынешних времен новые герои: барыги-кооператоры, братки в спортивных костюмах.

Серёга встряхнул головой, снова улыбнулся:

– Правда, есть у меня мыслишка. Если выгорит – с деньгами проблем не будет. Вообще. Уже, в принципе, получается кое-что: я сберкнижку в Иркутске открыл, положил четыре тысячи рублей.

– Ого! Откуда столько? Убил, что ли, кого?

Сергей покраснел, отвел взгляд.

– Дурак ты! Не скажу откуда. Потом, может, как-нибудь.

– Конечно, кто же такими тайнами делится?

– Ты чего?! Если выйдет, что задумал, – так я и тебя возьму в дело. Там хватит на двоих. Наверное.

– Нет уж! Нам, коммунистам, не надо ваших капиталистических подачек. Мы вот потерпим еще с годик, да ка-а-ак! подгоним по Ангаре «Аврору» и грянем из главного калибра! Будем вашей буржуазной кровью крыши красить.

Викулов облегченно рассмеялся:

– Я смотрю, у тебя настроение хорошее сегодня.

– Да, Серёга. У меня великолепное настроение, я люблю весь мир. И тебя тоже, бестолочь ты долговязая! – и дружески пихнул Серёгу в грудь.

Какое-то время они смеялись оба, на самом деле счастливые и верящие, что прекрасное будущее – вот оно, совсем близко, только руку протяни!

Внезапно Серёга перестал хохотать, погрустнел.

– Одно только меня жрет изнутри. Ведь если бы не смерть Ханина, ничего бы не было. Не встретились бы мы, не поговорили. Получается, он своей любви и жизни лишился ради нас с Таней.

Марат сочувственно вздохнул. Спросил, чтобы поддержать разговор:

– Как там прошло-то, в Минске?

– Никому такого не пожелаю! Мать рыдает, отец как замороженный. Девчонка эта прибежала, на гроб упала… Не оторвать было. Ее по скорой увезли, еле откачали – с сердцем плохо. Хотя совсем молодая еще.

– Вот как! Раскаялась, значит.

– Да нет, Марат. Тут чушь какая-то, чья-то жуткая ошибка. Не было у них с Ханиным никаких ссор. Она же у его родителей жила – ее давно невесткой считали. – Серёга вздохнул. – Потом, на поминках, с его однокашниками разговаривал. Нормальный парень был, не истеричка. На работу его ждали. И должен был в следующем году в институт поступать.

– Да какой ему институт! Я его посмертную записку видел – ошибка на ошибке.

Викулов пожал плечами:

– Не знаю, может, это от нервов у него. Все-таки не каждый день вешаешься. Он грамотно писал, я помню. Говорю же: странная какая-то история.

– Ладно, теперь-то уж чего! Пошли в буфет – клюкнем чего-нибудь согревающего.

– Не, я пас, – Серёга помотал головой и улыбнулся. – Я к себе пойду. Письмо Танечке писать – со вчерашнего дня собираюсь. Пока!

– До завтра, Ромео!