Зимняя вишня - Владимир Валуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следом за Алексеем, беспомощно оглядываясь на Комиссара, ходит часовой с винтовкой наперевес.
— Мои… Вот — угол оторванный! Это Иемуши всучил… Не разглядел я!.. — радостно рассказывал Алексей, обращаясь то к Михаилу Михайловичу, то к бритоголовому, то к чекистам. — Он мне и йены хотел всучить, а курс-то у них — сами знаете!
— Кто вы, товарищ!.. — прорвался наконец Комиссар в монолог Алексея.
— Я?.. Здравствуйте, товарищ Комиссар! — Алексей протянул руку. — Я начальник Чукотки…
— Кто?!..
— Начальник Чукотки! Не сам, конечно, начальник, а согласно мандата… — Алексей полез за пазуху и вытащил… маузер. В то же мгновение у него на руках повисли два чекиста.
— Да свой я, товарищи!.. — отчаянно барахтаясь, закричал Алексей. — Мандат-то у меня в поясе остался… а там, на маузере, все написано!..
Комиссар взял маузер. Блеснула медная табличка с надписью «Комиссару А. Глазкову от реввоенсовета фронта за доблесть и отвагу».
— Так… — усмехнулся Комиссар. — Глазков!.. Алексея Глазкова я знал лично по Южному фронту. Высокий. Темный. — Он пристально поглядел на Алексея. — Раза в два старше вас.
— Он!.. — обрадовался Алексей. — Он самый!..
— Не вы?..
— Не я!
Комиссар безнадежно махнул рукой и опустился в кресло.
— Тогда рассказывайте…
Грузовик, заполненный беспризорниками всех возрастов, с ходу затормозил возле асфальтовых чанов, от которых врассыпную тут же бросились чумазые мальчишки.
Соскочив на землю, Лукин заглянул внутрь чана — там, согнувшись, сидел беспризорник, не успевший смыться.
— Как зовут?..
— Витька..
Лукин повернулся к сотрудникам:
— Берите.
Над поверхностью воды показалась мокрая голова. Отплевываясь, чекист бросил в лодку пачку слипшихся долларов, набрал воздуха и нырнул снова.
Таких лодок по Яузе плавало несколько.
А на мостике стояла лебедка, и двое людей травили из воды трос со шлангом. Вскоре показался круглый шлем. В руке водолаза тоже были доллары и какая-то тряпка в горошек…
В кабинет вошел Лукин и вытряхнул из пояса на стол, где со счетами трудился Михаил Михайлович, очередную порцию найденного.
— С Яузы, товарищ Комиссар!
— Пояс!.. — обрадовался Алексей. — Вот он! Глядите, товарищ Комиссар!
Михаил Михайлович сердито щелкнул костяшками.
— Тихо!.. Опять сбили… Принесли и уходите!
— Слушаюсь… — испуганно козырнул Лукин.
Комиссар у окна разглядывал маузер.
— Заряжен?..
Алексей пожал плечами.
Комиссар щелкнул предохранителем и вынул обойму — она оказалась пустой.
— Невероятная история…
— Девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот восемьдесят один доллар!.. — Михаил Михайлович снял пенсне и протер глаза.
— Невероятная история… — повторил Комиссар. — Вы знаете, товарищ… Глазков, согласно мандату, какое огромное дело вы сделали?..
— Знаю, товарищ Комиссар!.. — радостно отозвался Алексей. — И вам тоже спасибо за помощь! И вам… И вам!.. — Он пожал руки Михаилу Михайловичу, чекистам, бритоголовому. — От всей Чукотки!
Вслед за этим Алексей взял со стола пояс и принялся запихивать в него доллары.
— Куда? — в один голос воскликнули Михаил Михайлович и бритоголовый.
— Как куда? Домой. В Анадырь.
Доллары — стопка за стопкой — исчезали в поясе.
— Через мой труп! — закричал Михаил Михайлович и обеими руками вцепился в деньги.
— В очередь! — решительно заявил Алексею молчавший до сих пор бритоголовый. — Я второй месяц хожу!..
— Товарищи!.. — широко раскрыл глаза Алексей. — Какая очередь?.. Деньги-то ведь мои!.. Чукотские! У меня же план!.. Товарищ Комиссар!..
Все трое, держась за пояс, смотрели на начальника.
Комиссар подошел к столу.
Стучат колеса поезда.
За оконным стеклом тянутся поля, реки, серые деревенские крыши.
У окна сидит Алексей. Вымытый, подстриженный, в заметно великоватой шинели.
Напротив него — молоденький, крестьянского вида парнишка с сундучком на коленях.
Оба молчат. Смотрят в окно, покачиваясь на скамейках.
Наконец Алексей, вздохнув, развязал мешок, достал из него пояс в горошек, а из пояса… вынул воблу.
Постучал и принялся чистить, поглядывая на попутчика.
— Комсомолец? — спросил он.
— Комсомолец.
— Держи.
Алексей долго и задумчиво глядел, как паренек чистит воблу.
— Вот ты мне скажи… — вдруг заговорил он. — Положим, есть у тебя миллион… И на этот миллион ты, если захочешь, можешь у себя в деревне хоть завтра полный социализм построить. С баней, с электричеством… Даже, скажем, с планетарием!.. Построил бы?..
— Ясное дело, — усмехнулся паренек.
— А тебе говорят: нет! Надо станки там разные купить, гвозди, лекарства… для другой деревни…
— А кто говорит?
— Не важно. Я, скажем, говорю.
— Ты?..
— Я.
— А миллион мой?
— Твой.
— Ну тогда — как захочу, так и сделаю.
— А станки?
— А на кой они мне?
— Ага!.. — язвительно приподнялся Алексей. — У тебя, значит, социализм, а остальные сто шестьдесят миллионов пускай подождут! Какая же твоя комсомольская революционная сознательность?.. Да ты знаешь что?
— Что?
— Нету такой пошлины, чтобы на нее социализм купить!.. Его строить надо!.. На основе научной теории! Самим! Понял?
— Чего ты ко мне пристал? — обиделся паренек. — Сам спрашивал, сам орет…
Они помолчали.
— Едешь-то откуда? — спросил паренек, возвращаясь к вобле.
— С Чукотки…
— И куда?
— На Чукотку.
— Это… почему?
— Потому… — ответил Алексей, глядя в окно. — Потому что земля круглая…
Снова на экране — глобус.
Под продолжающийся стук колес медленно уплывают Москва, Ярославль, Волга, Урал, Сибирь…
И со свистком паровоза глобус опять оживает, наполняясь шумами, голосами, музыкой, железными лязгами, грохотом моторов.
Нигде не утихает говорящий глобус — даже там, в районе буквы «Р», где еще вчера мы слышали только свист ветра…