Морской змей - Татьяна Воронцова

– То есть в принципе ты ничего против католиков не имеешь?

– Ничего. Я же сказал. Я и против православных ничего не имею. И против иудеев, и протестантов, и мусульман, и парсов, и Свидетелей Иеговы, и приверженцев культа Ктулху... до тех пор, пока они не начинают свои игры в спасение за–блудших душ.

– Правда? Значит ли это, что сам ты не мусульманин, не иудей, не парс, не Свидетель Иеговы...

– ...и не приверженец культа Ктулху, – закончил он со снисходительной улыбкой. – Ты правильно поняла, дорогая. И кто сказал, что все блондинки – дуры?

Лиза поджала губы.

– Судя по интонациям твоего голоса, ты считаешь все религии одинаково бесполезными.

– Бесполезными? О нет, они в высшей степени полезны. Можно еще из Юнга? Великие религии являются психотерапевтическими системами, дающими опору для тех, кто не может стоять самостоятельно, а таких людей подавляющее большинство[30].

И тут до нее дошло.

– Так ты из тех, кто может стоять самостоятельно.

– Я из тех, кто учится стоять самостоятельно, – поправил Венсан. – И по-моему, это главное. Падать... подниматься... – свои слова он сопровождал жестами, – никогда не оставлять попыток.

Разговор становился каким-то бредовым. Неестественные реакции, притянутые за уши аргументы... Интересно, так всегда бывает, когда подолгу говоришь с иностранцем?

И все же его слова вызвали у нее некое смутное беспокойство. Человек, избегающий проторенных дорог, способен на многое. Он непредсказуем и в своих действиях, как правило, руководствуется не принципом, а прихотью.

– Ты отказался пожертвовать своими амбициями ради любви, – произнесла она чуть резче, чем собиралась. – Мог бы просто притвориться. Тысячи людей называют себя католиками, переступая порог церкви не больше четырех раз за всю жизнь: во время крещения, конфирмации, венчания и похорон. А некоторые умудряются обойтись и без венчания.

– На похороны же им по большому счету наплевать, – подхватил Венсан. И мягко улыбнулся, глядя на Лизу, как на неразумного ребенка. – Нет, кажется, ты все-таки не поняла.

– А ты? Ты уверен, что понял этих людей? Быть может, если бы ты внимательно слушал, им удалось бы кое-что тебе объяснить.

– Я слушал внимательно – пока мне не надоело ходить по кругу. Видишь ли, ma petite, никто не способен доказать бесспорность своей идеи. Он может лишь отстаивать ее, и по этой причине примирение между различными суждениями невозможно. То же христианство, религия братской любви, веками разыгрывает перед нами прискорбный спектакль с участием многочисленных расколов, причем каждая группировка усердно и безнадежно настаивает на своей собственной правде.

– Но христианская религия – это не только расколы и распри. В ней есть много всякого разного. Все эти прекрасные ритуалы, имеющие глубокий смысл...

– Да, ритуалы. И их история уходит довольно далеко – гораздо дальше начала христианства. Так, например, Тело Христово, важнейший атрибут мессы, принадлежит культу Митры. В этом древнем культе использовался хлеб с оттиснутым на нем крестом, который делился на четыре части. Хлеб, колокольчики, крестильная вода – все это определенно до–христианское. Что же касается ритуала освящения воды и превращения ее в aqua permanens , «вечную воду», то это уже алхимическое понятие, гораздо более древнее, чем его христианский аналог. И когда ты наблюдаешь benedictio fontis , «действительное приготовление воды», то сознаешь, что это алхимическая процедура и существует текст первого века, текст псевдо-Демокрита, поясняющий, для чего делается подобное благословение.

– Чернокнижник, вот ты кто, – сказала Лиза, вставая.

Венсан удержал ее за руку. Тусклый свет садового фонаря и тени, лежащие в его глазницах и впадинах щек, придавали его облику нечто вампирское.

– Даже если и так, ты не вправе меня осуждать, потому что в глубине души ты такая же безбожница, как я.

Услышав эти слова, произнесенные зловещим шепотом, Лиза вздрогнула и попыталась высвободить свою руку, но это привело лишь к тому, что Венсан сжал ее еще крепче.

– Я не говорила «безбожник». Я сказала «чернокнижник». Это разные вещи.

– И одно не обязательно влечет за собой другое, ведь правда?

– Да.

Он отпустил ее и вновь откинулся на спинку стула. В его глазах дрожали искорки смеха.

– Ладно, иди. Иди к своей сестрице, которая в любом случае утешит тебя лучше, чем я.

– Ты не человек, – прошептала Лиза, дрожа неизвестно отчего. – Ты... ты ядовитая змея!

На этот раз телефон зазвонил среди ночи.

– Господи боже, – застонала, переворачиваясь на спину, Джемма. – Да выключи его наконец!..

Лиза дотянулась до тумбочки, в темноте нащупала трубку, уронила, выругалась вполголоса и, нагнувшись, принялась шарить руками по полу. Трезвон не прекращался.

– Ох!.. – Джемма села в постели. – Тебе помочь?

– Не надо. Я нашла.

– Ну так выключи его к чертовой матери! Зачем ты вообще оставляешь телефон включенным на всю ночь? Тем более когда этот козел...

– Эй, что тут у вас происходит?

На пороге возникла долговязая фигура Венсана. Он был в пляжных шортах, в зубах дымилась сигарета.

– Ничего, – после короткой паузы отозвалась Лиза. Ей наконец удалось отыскать и отключить чертов телефон. – А ты что подумал?

– Честно говоря, я уже не знал, что и думать.

– Знаешь что? Ложись-ка лучше в постель. Ночь на дворе. Ты не заметил?

– Ночь? – Усмехнувшись, он шагнул в комнату. – Не может быть. По ночам все нормальные люди спят, а не скачут по комнате в чем мать родила под душераздирающие трели взбесившегося мобильника.

– Курить у нас в спальне? – взвизгнула Джемма, запуская в него подушкой. – Пошел вон, наглец!

Лиза тоже повысила голос, умоляя их прекратить балаган, и, учитывая, что свет в комнате никто так и не включил, все происходящее стало напоминать ночное побоище в палате психиатрической клиники.

– Diable![31]Ты сломала мне сигарету!

– Скажи спасибо, что я тебе челюсть не сломала!

– Чертова идиотка!

– Подонок! Сын шлюхи!

– Un peu trop fort, ?a![32]

Наконец все улеглось. Венсан удалился на свою половину. Джемма задремала, уютно уткнувшись в плечо лежащей рядом Лизы. И завертелась привычная карусель мыслей: «Господи, что же надо сделать, чтобы он наконец оставил меня в покое... До каких пор это будет продолжаться? Неужто до самой моей смерти... моей или его... Нет, кроме шуток, пора уже положить этому конец!»