Пикник на обочине. Счастье для всех - Дмитрий Силлов

Все эти ценные сведения о житье-бытье местных аборигенов я узнал из разговоров покупателей, подолгу торчащих возле прилавка Жилы. А чего бы не постоять? Посмотреть есть на что, товар качественный, хозяин радушный. Кого хочешь заговорит, словно паук зазевавшуюся муху, оплетая потенциального клиента тонкой, незаметной паутиной из слов. Глядишь, и поплыл пассажир, уже и неудобно ему уйти без покупки…

Торговал Жила всем. Продуктами, водкой, оружием (как подержанным, заляпанным плохо отмытой кровью, так и новым, по виду только что с завода), запчастями для машин, само собой хабаром в освинцованных контейнерах, обернутых войлоком. И рабами. Но с этим у него сегодня было неважно, товар хреновый, и всего в одном экземпляре. Товар – это я, накрепко привязанный к одному из столбов, поддерживающих навес над длинным и широким прилавком.

– Что-то у тебя нынче со скотинкой слабовато, Жила, – хохотнул амбал в понтовой, с нуля «цифровой флоре», подходя ко мне вплотную. – Мне как раз «отмычка» нужна, хочу в Толстый Лес за хабаром сходить. Как думаешь, подойдет?

– Не подойдет, – недовольно буркнул торговец. – Я эту породу знаю. Такой только на остров Хильча сгодится, в мастерские. Прожженный сталкерюга, вишь, глаза какие…

– А что мне его глаза? – осклабился амбал, подходя ко мне вплотную и кладя мясистую граблю на рукоять «Стечкина», болтающегося в кобуре на поясном ремне. – Мне его глаза пофигу, меня его зубы интересуют. С гнилыми зубами в Зоне делать нечего. Слышь, ушлёпок, оскалься-ка.

Я улыбнулся одними губами.

– Чо лыбишься? – вызверился амбал. – Жвала свои покажь, пока я тебе…

Не люблю я такое слушать. Тем более, что изо рта понтового обладателя дорогого в Зоне камуфляжа воняло премерзко. Поэтому я просто боднул его лбом в переносицу.

Получилось. Почувствовал я, как от удара смачно хрястнула спинка носа – значит, попал куда хотел, несмотря на ремни, плотно стягивающие за спиной мои руки.

Амбал несолидно ойкнул, отступая назад. На новую «цифру» обильно хлестануло красным. Постояв мгновение столбом, незадачливый покупатель качнулся назад и рухнул на спину, раскинув руки и ноги, словно выброшенная на берег морская звезда. Угу. Значит, я ему не только нос сломал, но еще и мозг сотряс, вон как лоб гудит, словно об рельсу приложился. Ну, ничего, теперь невежливому камуфлированному франту светит не поход в Толстый Лес, а покой, постельный режим и сеансы шоковой терапии, когда будет в зеркало смотреться. От такого удара морду на пару недель разносит в пельмень, остаются лишь глаза-щелочки, а вокруг – тесто бесформенное.

– Ну, что я говорил, – вздохнул Жила, бросив в мою сторону неодобрительный взгляд. – Приедут хрен откуда, накупят снаряги и корчат из себя сталкеров-ветеранов. Эй, кто-нибудь, уберите тело с дороги, пока его собаки не обоссали.

Какая-то местная одноухая шавка уже и вправду крутилась неподалеку, явно с недобрыми намерениями поглядывая на неподвижную кучу мяса. Насчет обоссыт – это, конечно, вряд ли, для этого столбики есть, а вот уши обгрызть может запросто. Собаки призонья хоть и не мутанты, но их повадки такие же, как у кошмарных тварей, обитающих возле ЧАЭС и в прилегающих районах. Сильного боятся, слабого и беспомощного рвут на месте.

– Дык, может, оно б и к лучшему, – заметил крепкий, коренастый дедок, сосед Жилы, торгующий черными кожаными плащами образца сороковых годов прошлого века с характерными синими петлицами на воротнике и желтыми пуговицами со звездами. Такие носили во время Второй мировой «сталинские соколы», летчики рабоче-крестьянской Красной армии. Где только нарыл дед столько раритетов – непонятно, небось, какой-нибудь старый потайной склад вскрыл или у вскрывшего скупил по дешевке. Хотя для Зоны товар в самый раз. Толстая, хорошо выделанная натуральная кожа, байковая подкладка, идеальное состояние. Под таким и от слабокислотного дождя укрыться можно, и от «жгучего пуха» спастись, спрятав лицо в высокий воротник…

– Что к лучшему? – не понял Жила.

– Ну, ежели обоссут. Может, глаза несытые мочой собачьей промоет, мозги на место встанут. Глядишь, живой домой вернется, а не по частям.

– Это да, – задумчиво произнес Жила, наблюдая, как незадачливого сталкера уносят четверо рыночных рабов, подгоняемые жилистым парнем, на рукаве которого красовалась повязка с криво намалеванной надписью «Адмiнiстрацiя». – Это да… Только ведь этот администратор сейчас клиента отнесет и вернется. И придется мне либо этого сталкерюгу ему за бесценок продать, либо…

– Почем работничек, уважаемый?

Жила моментально отвлекся от грустных мыслей и расплылся в тренированной улыбке.

Перед прилавком стоял высокий, худой тип с бледным аристократический лицом, одетый в черный кожаный плащ. На ногах покупателя красовались до блеска начищенные хромовые сапоги, на руках – перчатки того же цвета, сработанные явно на заказ из того же материала, что и плащ, напоминавший фасоном униформу эсэсовцев из фильмов про войну.

– Для вас почти за бесценок, профессор Гебхард, – промурлыкал Жила. – Тысяча – и он ваш.

– Тысяча гривен? – уточнил покупатель с немецкой фамилией, что, впрочем, не мешало ему абсолютно без акцента изъясняться на русском.

– Долларов, – мягко поправил клиента торговец. – Американских.

– За эти деньги я куплю пяток бомжей, которые все равно через неделю сдохнут в мастерских, – скривился тип, которого Жила назвал профессором, явно собираясь угодить.

– Этот протянет намного больше! – уверенно заявил продавец. – За кордоном встречаются экземпляры, слабо восприимчивые к радиации и пагубному воздействию хабара. Этот – один из них. Доверьтесь моему опыту, я знаю, что говорю. Некоторых Зона ломает, многих убивает и лишь единицам дарит иммунитет к своим порождениям. Такие ветераны могут без последствий голыми руками брать даже «рачьи глаза», не говоря уж про «брызги», и таскать их чуть ли не в карманах…

– Откуда такая уверенность? – спросил профессор, останавливаясь на полпути.

– Я сам из таких, – негромко проговорил Жила. – Меня Зона отметила, и я своих распознаю сразу.

– А потом продаешь их на рынке за американские доллары, – хмыкнул профессор, обнажая в улыбке острые зубы, смахивающие на звериные.

– Бывает и так, – расплылся в ответ торгаш. – На все воля Зоны.

– Как ты его брал? Своими знаменитыми гранулами со снотворным?

– Ими, – кивнул Жила. – Польщен, что вы наслышаны. Не мое изобретение, но моя доработка под ружейный патрон. Никаких побочных эффектов, только травматический шок от удара, за которым следует глубокий, здоровый сон…

– Двести пятьдесят, – перебил торговца Гебхард. – И ни центом больше.

– Семьсот, – заупрямился продавец.

– Триста, или я ухожу.

Жила явно собирался еще поторговаться, но тут в глубине рынка обозначилась знакомая фигура парня с повязкой.

– Ваша взяла, – махнул рукой торговец. – Забирайте.