Сладкая мука любви - Джил Грегори

И не только этой.

– Сегодня в девчонку Маллой стреляли, – вдруг вырвалось у Такера.

Это сумело привлечь внимание отца, и тот приостановил лошадь. С минуту он молчал, как бы размышляя.

– Кто?

– Не знаю. Я был слишком далеко и только мельком видел его. По виду мужчина, в черном, на темной лошади.

Такер мысленно отметил, что одежда на отце черная и что лошадь у него темно-гнедая.

– Ну? Убили ее?

Равнодушие в его голосе почему-то наполнило Такера гневом. Странным, нелогичным гневом, который нельзя было выказать.

– Кто бы то ни был, он промахнулся, – сдержанно ответил он, – а поскольку местные стреляют превосходно, то скорее всего ее пытались просто припугнуть.

– Тогда к чему болтать об этом? Какое нам обоим дело до девчонки Маллой?

Джед впился взглядом в лицо сына, и тот постарался встретить его спокойно, но внутри у него все кипело. Каким бездушным, холодным голосом спросил отец, убили Эмму или нет! В момент, когда в нее стреляли, Джед Гарретсон был занят поиском отбившихся коров. Значит, это точно не он. Но как можно быть таким равнодушным к участи ни в чем не повинной девушки, пусть даже из семьи Маллоев? У Такера возникло зловещее предчувствие. Все и без того из рук вон плохо, но в любой момент могло стать еще хуже.

– Какое нам дело? Никакого, отец, если только это не был один из наших ковбоев. Может, кому-то пришло в голову расплатиться за смерть Бо.

– Да ты спятил, парень! – проворчал Джед, стаскивая шляпу и отмахиваясь от слепней, норовивших куснуть лошадь в ухо. – Среди наших людей нет сброда. Они, конечно, ребята горячие и за хозяина в огонь и в воду, но стрелять в бабенку не станут, будь она даже Маллой.

– Может, так оно и есть.

Немного поразмыслив, Такер пришел к выводу, что отец скорее всего прав. Но он был слишком встревожен и предпочел бы знать наверняка.

– Я все-таки зайду – поговорю с нашими ребятами.

– Дело твое.

Несколько минут без шляпы не сослужили Джеду доброй службы. Теперь он буквально обливался потом, так что черная рубаха промокла на груди насквозь. Он уже почти тронул лошадь, но вдруг передумал.

– Вот что я скажу тебе, парень, и ты лучше запомни мои слова. Если шериф Гилл вскорости не упрячет Маллоя за решетку, то следующим, кто выстрелит, буду я сам. И выстрелю я не в спину.

– Только не делай ничего скоропалительного, – быстро сказал Такер, бестрепетно встречая суровый взгляд отца. – Дай шерифу время и возможность сделать свою работу. Ну а если толку от него не будет, я сам займусь Уинтропом Маллоем. Негодяй заплатит за все зло, которое причинил нашей семье. Уж я найду способ, даю слово!

С полминуты Джед пристально смотрел сыну в глаза, словно хотел заглянуть ему в самую душу, потом кивнул, удовлетворенный. У него не было причин сомневаться в преданности Такера, ведь яростная ненависть к Маллоям была в той же мере частью их семейной жизни, как и любовь к ранчо. Кроме того, они вместе оплакивали смерть Бо, хотя старый Гарретсон ни за что не признался бы в этом. Печаль о погибшем сыне была тем сильнее, что не имела выхода и тлела глубоко в душе, еще больше разъедая ее. Не было и часа, чтобы Джед не думал о мести.

Маллой должен расплатиться за все! Когда это случится, многолетняя вражда, теперь уже кровная, наконец прекратится. Но не это главное. Главное, что победа останется за Гарретсонами.

– Вот что, – вдруг сказал он, надвигая поглубже шляпу, чтобы скрыть от сына смертельную усталость, – поеду-ка я и впрямь домой, а к Плоской скале отправляйся ты. За всеми этими делами я подзапустил расчетные книги. Сам знаешь, чем дольше за них не садишься, тем легче потом запутаться. В конце концов, ты мой младший партнер в бизнесе, вот и отрабатывай свою долю, хе-хе!

– Не откажусь, – легким тоном заверил Такер и добавил еще небрежнее: – Не забудь выпить лекарство. Оно в верхнем ящике…

– Черт возьми, парень, придержи язык! По-твоему, я не знаю, где это чертово лекарство? У меня не в порядке сердце, а не мозги!

– Конечно, конечно, – примирительно сказал Такер и подстегнул лошадь, прежде чем отцу пришла в голову еще какая-нибудь колкость.

Сумерки уже опускались на «Клены», стояла тишина, когда он вернулся домой. Солнце едва нырнуло за линию гор, поэтому их вершины все еще были окрашены в тревожный кроваво-красный цвет. Такер миновал барак для ковбоев – те как раз сидели за ужином – и направился к дому, невольно замедляя шаги по мере приближения. Ему нисколько не улыбалось провести очередной вечер вдвоем с угрюмым отцом.

Когда он шагнул через порог, словно холодная рука коснулась его спины и скользнула вдоль нее. Какая бы жара ни царила снаружи, в доме всегда было прохладно, даже холодно. Возможно, он был велик для троих… а для двоих стал непомерно просторен. А может, каждому дому нужна женщина, чтобы наполнить его теплом, радостью, добрыми чувствами?..

В этом доме ничто не говорило о том, что под его кровлей когда-нибудь находилась женщина. Голые полы не прикрывал ни единый, даже самый потертый ковер. Не было ни комнатных растений, ни мягких подушек на диване – ничего от уюта и комфорта. Только старое индейское одеяло небрежно свисало с отцовского кресла, из швов которого торчал конский волос. В домах других ранчеро Такеру приходилось видеть множество черточек благополучия – вроде кружевных занавесок и картин, но в этом доме шторы были тяжелые, темные, стулья и стол грубые, какими бывают предметы самой первой необходимости. О красивой скатерти и речи не шло. На непокрытом дубовом столе расставлялись разнородные миски и кружки, а затем старый повар Куки, сутулый и рыжеусый, просто бухал на середину стола огромное блюдо с мясом, а рядом – миску с картошкой или бобами.

Никто не обвинил бы Гарретсонов в привычке к роскоши и комфорту.

Вот и хорошо, с вызовом подумал Такер. Кому нужны роскошь и комфорт? Только какому-нибудь слабаку, неспособному довольствоваться малым. Он не из таких, отец тоже. Да и Бо был парень простой, без дурацких затей.

Роскошь и комфорт нужны разве что женщинам. Например, Эмме Маллой. Можно представить, сколько безделушек в ее доме… привезенных, должно быть, из самой Филадельфии.

Вот и хорошо, пусть любуется на них, ему-то что за дело до этого? У него в брюхе урчит, как у голодного волка!

Но как ни хмурился Такер, как ни злился на себя, он так и не сумел за целый день выбросить Эмму из головы. По правде сказать, он думал о ней с самого ее возвращения, с той минуты, когда увидел на веранде, явившись без приглашения в дом Маллой. Она выглядела такой изящной, почти хрупкой, в своем воздушном платьице, но как храбро она загородила ему дорогу! Она всегда была не робкого десятка, Эмма Маллой. Даже когда он бросил ее в траву и грубо навалился сверху, она не испугалась… Хотя, впрочем, испугалась, конечно, но, кроме страха, в ее глазах были гнев, возмущение, протест. И ожидание. Он мог бы поклясться, что, пусть недолго, видел в ее глазах ожидание.