Тело Папы - Агостино Паравичини - Бальяни

Почему обряд, вроде бы касающийся всех христиан, в результате вошел в папское богослужение и задействовал непосредственно фигуру понтифика? Почему каноник Бенедикт не говорит, принимает ли папа пепел и ритуальные слова? Почему обряд не зафиксирован, а напротив, претерпевает целый ряд изменений в Средние века и вплоть до Нового времени? Ответ на первый вопрос очевиден: более чем всякий христианин папа должен следовать примеру Авраама (Дамиани) и помнить, что он – «жалкий прах» (Бернард Клервоский). Участие же его в богослужении, одинаковом для всех христиан, попросту указывает на то внимание, которое с середины XI века Римская церковь оказывала физической бренности папы.

Но это участие развивалось постепенно, что и объясняет продолжительное молчание о пассивной роли папы. Вся история с пеплом показывает, как сложно было воплотить в ритуале равновесие между явной физической бренностью папы и необходимостью зримо выразить почтение к его функции. Если в чинах Альбина (1189) и Ченчо (1192) папа получает пепел и обращенные к нему слова, то в Авиньоне ситуация иная: пеплом посыпают его голову, когда он сидит на троне, и ему не напоминают о смерти. Кроме того, кардинал, посыпающий пепел, должен жестами подчеркнуть свое полное подчинение. Через несколько веков усилилось покаянное значение ритуала: после Контрреформации пепел подает папе не высший по рангу кардинал, а кардинал-исповедник.

Трудный поиск баланса между бренностью и почтением к функции шел постоянно, в том числе благодаря роли, отведенной в ритуале кардиналам с самого момента его возникновения. Акцент на бренности ни в коем случае не должен был бросить тень на папское служение; активное участие кардиналов снимало риск интерпретации его как вмешательство в полноту власти, plenitudo potestatis, папы[97].

Помимо пепла, Дамиани говорил о пакле. Более того, он первым на Западе упомянул о том, что в Византии служка показывал вновь избранному императору льняную паклю, поджигал ее, и она моментально сгорала. Эта вспышка пламени должна была заставить императора «увидеть свое достояние». Пакля как образ быстротечности встречается в Библии[98]. Символика ее сильна благодаря ясности и глубине смысла: ничто так четко не отражает человеческую бренность, увиденную в рамках исполнения власти, ее славы[99]. Мы не знаем, использовался ли ранее ритуал с паклей в папском церемониале. Дамиани, кажется, говорит о нем как о чем-то адресату не знакомом, и детальное и точное его описание подсказывает, что он предлагал ввести византийский обряд в обиход[100].

Прежде чем разбирать римскую ситуацию, нужно отметить, что ровно такой же ритуал был использован в богослужении в соборе города Безансон после дополнений, сделанных в нем архиепископом Гуго I (1031–1066). Архидьякон на глазах у прелата поджигает льняную ленту и говорит: «Досточтимый отче, так преходит мир и похоть его»[101]. И эту церемонию предполагалось повторять довольно часто – четыре раза в год: на Рождество, Святого Стефана, Пасху и Пятидесятницу[102]. Как в Византии василевс, архиепископ здесь пассивен.

Это интересный факт, потому что Дамиани останавливался в Безансоне в конце августа 1063 года, возвращаясь из поездки по Франции. Гуго показал ему свою «могилу, абсолютно готовую принять его хоть сегодня», и рассказал, что «к каждому углу савана привязали по пять монет, чтобы могильщики уже во время погребения знали, что их ждет достойное вознаграждение за милосердное их деяние». В одном послании Дамиани хвалит архиепископа, «славного среди священников Запада», за то, что тот заказал себе гроб: так он может наблюдать, «как на глазах у него увядают дурные цветы этой жизни», а если вдруг «душа соблазнится какими-то почестями, взгляд остановится на могиле и напомнит, что ты – прах и пепел». Мысль Дамиани переходит затем к увещеванию против телесной похоти, нужно просто «подумать о червях, которые однажды выйдут из той же самой плоти»[103]. В том, что касается бренности, эти рассуждения удивительно близки тем, что он представил Александру II. Совпадают они и по времени: послание архиепископу Безансонскому тоже относится к 1064 году. Контакт Петра с Гуго Безансонским объясняет самое раннее свидетельство ритуала с паклей в западном церемониале. Он стал несомненным новшеством, и в его распространении на Западе Дамиани сыграл главную роль.