Молот и "Грушевое дерево". Убийства в Рэтклиффе - Т. А. Критчли

Его сразу заподозрили и взяли под стражу. Множество косвенных улик говорило о его виновности. Показания давали уважаемые горожане, проходившие мимо дома Блайта 18 сентября, когда раздался первый выстрел и в момент убийства купца. Свидетели утверждали, что если бы преступник бежал через переднюю дверь, они бы непременно его увидели. Грэм дал указание исследовать туалет. Выяснилось, что в последнее время страдающие поносом люди им не пользовались. Зато удалось обнаружить пистолетный шомпол. В спальне Патча полицейские нашли пару явно новых носков. Когда их развернули, оказалось, что они грязные со стороны подошвы, словно владелец крался в них по улице. Первому, кто появился на месте преступления, Патч сказал, что убийцы скрылись на стоящем на некотором расстоянии от причала судне. Был отлив, судно лежало футах в шестидесяти от причала в грязи, и никаких следов к нему не вело. Еще одна улика против Патча заключалась в том, что он постоянно мошенничал со своим компаньоном.

Суд состоялся 5 апреля 1806 года и стал сенсацией. Присутствовали три королевских герцога, для которых была устроена специальная ложа, пришло много знати, и даже русский посол с секретарем сочли нужным посетить заседание. Хотя улики были косвенными, присяжные посчитали их достаточными и приговорили Патча к смертной казни. Исполнение отложили до следующего вторника, поскольку решили, что будет разумнее повесить Патча вместе с Бенджаменом и Сарой Герринг (мужем и женой, которых осудили как фальшивомонетчиков). Таким образом, по словам «Ньюгейт кэлендар», удастся избежать неудобств из-за двух публичных казней, следующих одна за другой.

Как иногда случается в отношениях между следователем и преступником, Патч с уважением относился к Грэму и даже проникся к нему теплыми чувствами. Магистрат был последним, кто встретился с осужденным в ночь перед казнью. Перед тем как проститься, Патч взял Грэма за руку и с волнением произнес: «Надеюсь, мы встретимся на небесах!»

К 1811 году эта благочестивая надежда еще не сбылась, и Аарон Грэм был вполне жив и здоров, чтобы применить свои таланты и энтузиазм в деле раскрытия убийства семейства Марров. Он, казалось, был заметно озадачен явным отсутствием мотива. Кровавая бойня, погубившая целую семью, включая грудного младенца, который уж точно ни для кого не представлял угрозы, больше походила на месть, чем на убийство с целью наживы, тем более что из дома ничего не украли. Грэм стал раздумывать, где таится корень подобной злобы. Ходили слухи о враждебных отношениях Тимоти Марра с братом, поговаривали, что он выиграл судебную тяжбу, что братья совершенно не общались друг с другом. Грэм решил присмотреться ко второму мистеру Марру. Поскольку регулярного обмена информацией между магистратами не существовало, вряд ли он знал о показаниях Уилки. Впрочем, маловероятно, что они бы произвели на него какое-либо впечатление, если бы ему их показали.

Недоумение Грэма вызывало поведение самого Марра. Странно было в такой поздний час посылать служанку покупать устрицы и платить по счету. Скорее всего обе лавки к полночи закрыты, и она должна была наткнуться на запертые двери. Что, собственно, и случилось. А не дал ли Марр девушке это поручение, чтобы выпроводить ее из дома? Возможно, у него была назначена тайная встреча, он ожидал посетителя и лишние свидетели были ему ни к чему. Поиски устриц должны были занять не меньше получаса, а при удачном стечении обстоятельств и больше. Джуэлл зарекомендовала себя исполнительной служанкой, и Марр не сомневался, что она будет ходить от лавки к лавке, прежде чем вернется с пустыми руками.

Марр был моряком, а на Рэтклифф-хайуэй жил всего восемь месяцев. Возможно, гость был неприятным напоминанием из его морского прошлого. Может, шантажистом, знавшим о каком-нибудь неблаговидном поступке, который совершил Марр и который, если о нем станет известно, мог бы нанести ущерб его нынешней репутации и скромному процветанию. Но с какой стати шантажисту убивать свою жертву? Не правильнее ли предположить, что имел место сговор и гости в припадке ярости или заподозрив предательство убили сообщника?

Но в таком случае почему Марр отослал из дома одну служанку? Не следовало ли также отделаться от юного Гоуэна? Пытливые глаза и чуткие уши любопытного четырнадцатилетнего парня представляли не меньшую опасность для тайных дел. Избавиться от него ничего не стоило. Он хоть и молод, но можно было послать его с Маргарет в качестве мужской защиты: буйные субботние вечера на Рэтклифф-хайуэй печально известны.

Ум магистрата, вероятно, искал логическое объяснение загадочному полуночному поручению. Теперь настаивать на истинности показаний мог только один человек – сама Маргарет Джуэлл. Не осталось никого в живых, кто мог бы подтвердить, что она получила именно такие указания. А если ее история – вымысел? Это бы объясняло, почему существовали две версии того, кто дал служанке задание идти за устрицами – Марр или его жена. Во время дознания она показала, что поручение ей дал хозяин. Но, читая изложение фактов, отправленное магистратами министру внутренних дел, Грэм обнаружил: служанку послала за устрицами миссис Марр. Этот вариант мог появиться, поскольку, по мнению большинства, казалось естественным, что об ужине для семьи должна заботиться женщина. Но и Маргарет могла дать два разных показания: одно магистратам на первом допросе, другое коронеру. Вот такая мелкая и на первый взгляд несущественная ложь способна разоблачить преступника.

Что, если сама девушка нашла предлог, чтобы уйти из дома? Может, кто-то ее предупредил, что она сохранит жизнь лишь в том случае, если будет в полночь отсутствовать? Может, некий неизвестный велел ей разыграть спектакль, бродя от лавки к лавке и изображая, будто ищет устрицы? У кого был мотив уничтожить всю семью Марров, но сохранить жизнь девушке? Неужели братом Марра руководила не только ненависть к Тимоти, но и любовь к его служанке? Есть ли какие-нибудь свидетельства преступной связи между ними?

Грэм вспомнил описание поведения девушки в тот момент, когда обнаружили тела убитых, а также на допросе, когда она упала в такой глубокий обморок, что, несмотря на все усилия, ее не сумели привести в чувство. Могут так себя вести сообщницы или те, кому что-то известно о преступлении? Грэм решил, что такое не исключено. Одно дело планировать преступление или пойти на поводу у зла и совсем другое – увидеть его плоды – льющуюся кровь и вышибленные мозги. Однако не было оснований считать девушку порочной. Или, возможно, она согласилась только на то, чтобы ее хозяина обворовали. Хотя и это наказывалось смертной казнью. Приговор был бы таким же, как за убийство, если бы похищенное составило больше пяти фунтов. Не исключено, что она была вообще формально невиновна. Ей могли дать указания уйти к полуночи из дома, не объяснив причин или назвав совсем отличные от действительных. Степень ее соучастия в преступлении пока была не ясна.

Аарон Грэм, как истинный детектив, обратил внимание на уточнение времени преступления. Джон Маррей слышал шум опрокинутого стула и крик страха примерно в десять минут первого. Маргарет Джуэлл ушла из хозяйского дома, по ее выражению, «без малого как пробило полночь», и заявила – она отсутствовала примерно двадцать минут. Если она пустилась в путь без пяти двенадцать и вернулась в четверть первого, то убийцы, когда она стояла у двери, еще находились в доме. И именно они ступали по лестнице, когда служанка слышала загадочные шаги. А тихий детский вскрик был последним в жизни ребенка Марров. Следовательно, все произошло в тот короткий отрезок времени, пока Маргарет отсутствовала. Не исключено, что убийцы с безопасного расстояния наблюдали, как она выходила из дома. Трудно представить такое совпадение, чтобы девушку послали за покупкой именно тогда, когда преступник запланировал покончить с ее хозяином и его семьей. Спасение ее сравнительно никчемной жизни было явно замыслом порочного человека, а не промыслом Божьим. Грэм, довольный прочностью и логикой воздвигнутой им теории, решил не тратить времени на ее проверку и, поместив брата Марра за решетку, подверг сорокавосьмичасовому жестокому перекрестному допросу.