Призрак для Евы - Рут Ренделл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то время ей приходилось делать над собой усилие, чтобы ему не завидовать. Никогда не испытывать голода! Какое счастье! Но Мишель знала, что это не так. Медленное усыхание, приближение к смерти. Только ей под силу остановить болезнь, думала Мишель, если посвятить свою жизнь одной цели — помочь Мэтью. Именно тогда она убедила его принимать витамины. Он покорно согласился, поскольку капсулы и таблетки не вызывали у него никаких ассоциаций. Плотные и твердые, они проглатывались без особого труда. Мэтью перестал пить молоко и есть мягкие сыры. Масло исчезло из меню много лет назад. Мишель заставила его обратиться к врачу и сама пошла с ним на прием.
Это было в конце восьмидесятых, и врач — пожилой человек — не проявил должного сочувствия. Потом Мэтью называл его «помешанным на голоде», потому что тот посоветовал взять себя в руки и подумать о миллионах голодающих в Африке. Он выписал тонизирующее средство, утверждая, что после него пациент гарантированно начнет есть. Первая и единственная попытка принять лекарство закончилась сильнейшей рвотой.
Мишель решила, что должна искать еду, к которой Мэтью не испытывает отвращения. Одним из таких продуктов была клубника — при условии, что у нее удалены все чашелистики и не осталось даже намека на зелень. Апельсины и грейпфруты тоже подошли. Обозвав себя дурой, Мишель попробовала предложить гранат, но, увидев сердцевину плода, Мэтью упал в обморок. Красные мясистые семена напоминали ему открытую рану. Он мог есть хлеб, сухой кекс без фруктов и почти любое печенье. Яйца, если сварить их вкрутую. Но все крошечными порциями.
Тем временем Мишель набирала вес. Мэтью знал, что она переедает, хоть и пытается не есть много в его присутствии. Во время еды он, покорный и грустный, сидел перед тарелкой с половиной листика салата, долькой крутого яйца и вареной молодой картофелиной размером со стеклянный шарик для детских игр, а она съедала то же самое, но в пять раз больше, плюс куриное крылышко и булочку. Но когда Мишель возвращалась на кухню, а Мэтью с облегчением вновь усаживался за компьютер, она набивала живот вкусной едой, которая успокаивала ее, давала силы смотреть на страдания мужа: чиабаттой с сыром бри, фруктовым пирогом, батончиками «Марс», мороженым крем-брюле и засахаренными ананасами.
Их чувство друг к другу не увядало. Мишель любила детей, но их не было. Иногда она думала, что это из-за того, что Мэтью недоедает, и количество сперматозоидов у него сильно понизилось. Идти к врачу не имело смысла, хотя в кабинете врача общей практики старого реакционера сменила энергичная молодая женщина, все время пытавшаяся посадить Мишель на диету. Никто по-настоящему не понимал Мэтью — только жена. Ей приходилось наблюдать, как усыхает и сгибается его тело, лицо становится морщинистым, словно у старика, суставы выпирают сквозь кожу — плотью это назвать было нельзя, — а сама кожа приобретает сероватый оттенок. В тридцать она была пухленькой, в тридцать пять имела явный излишек веса. Теперь, почти в сорок пять, стала уродливо толстой. Мишель часто заводила речь об отвращении Мэтью к еде, и супруги всегда обсуждали, что могло вызвать это отвращение и будет ли когда-нибудь найдено лекарство, однако Мэтью ни словом не обмолвился о ее ожирении. По всей видимости, для него она оставалась все той же двадцатисемилетней девушкой с осиной талией, в которую он когда-то влюбился.
У нее была сестра в Бедфорде, а у него — брат в Ирландии, а еще один в Гонконге, но друзей у них не осталось. Слишком сильна в обществе традиция есть и пить вместе, а поскольку им приходилось избегать публичного приема пищи, то они растеряли старых друзей и не приобрели новых. Знакомые постепенно отдалялись от них, каждый раз наталкиваясь на отказ прийти в гости и не получая приглашения сами. Больше всего на свете Мишель боялась, что их позовут на чай или на ужин, и Мэтью, увидев масло, кувшин с молоком или баночку с медом, вдруг побледнеет, и с ним снова случится этот ужасный приступ сухой рвоты. Лучше оттолкнуть людей, чем так рисковать.
Она могла довериться только одному человеку. И эта наперсница стала ее подругой. Однажды, находясь на грани отчаяния и охваченная ужасом от того, что может больше не выдержать, Мишель все рассказала Фионе; вдвоем с соседкой они сидели на кухне, а Мэтью медленно и вяло работал за компьютером. Фиона не стала смеяться над мужчиной средних лет, который не может ничего есть, и женщиной средних лет, которая ест без остановки, а прониклась симпатией и, похоже, поняла их и даже предложила средства от болезни. Сама она придерживалась чрезвычайно разнообразной диеты, знала новые и изощренные блюда, предлагала массу идей для страдающего анорексией человека, который хотел бы есть, но не мог. Год спустя, то есть в прошлом году, Мишель сказала ей, что Фиона спасла жизнь Мэтью, и они оба всю жизнь будут ей благодарны…
Вернувшись из «Уэйтроуз» в свой дом на Холмдейл-роуд в районе Вест-Хэмпстед, Мишель принялась готовить ленч для Мэтью. Он должен был включать несколько продуктов, которые предложила Фиона и которые подошли Мэтью.
— Арахис! — заявила Фиона. — Чрезвычайно питательно.
— Жирный, — выдавил из себя Мэтью.
— Вовсе нет. Жареный без масла арахис. Очень вкусно. Мне нравится.
Было бы преувеличением сказать, что ему тоже понравилось. Мэтью ничего не любил, но мог есть жареный арахис, а также другие продукты, которые предложила Фиона: хрустящие хлебцы, детские галеты, бисквит «Мадера», сваренные вкрутую яйца, накрошенные с петрушкой, мелко потертый сыр «Пармезан». Листья молодого шпината и индау, японские рисовые крекеры и мюсли. За прошедший год здоровье Мэтью немного улучшилось, и он выглядел не таким изможденным. Однако с тех пор детские галеты, самые калорийные во всем списке, перестали его устраивать. Он ничего не мог поделать. Мэтью всем сердцем стремился полюбить их, но толку от этого не было. Фиона порекомендовала вместо них бисквитные палочки и песочное печенье.
Мишель положила на тарелку лист салата, обжаренный без масла арахис, ломтик сваренного вкрутую яйца, посыпанный пармезаном, и пластинку ржаных хлебцев «Райвита». Она также надеялась, что Мэтью выпьет небольшой бокал ананасового сока, но уверенности у нее не было. Украшая тарелку мужа этими жалкими крохами, она сама съела горсть арахиса, остатки яйца и кусок хлеба с маслом. Мэтью улыбался ей. Он придумал такой способ не смотреть в тарелку — с благодарной улыбкой поворачивался к жене.
— Я только что видел, как мимо проходил Джефф Лей, — сообщил Мэтью и взял один орешек. — Он так и не собирается устраиваться на работу?
Им обоим не нравился бойфренд Фионы.
— Мне очень хотелось бы думать, что он с ней не из-за денег, — сказала Мишель, — считать, что деньги его не интересуют. Но у меня не выходит. На самом деле, мне кажется, Джеффа устраивает, что она его содержит.
— Фионе льстит быть главной. Я ни в коем случае не критикую. Возможно, это даже комплимент. Может, она хочет, чтобы Джефф от нее зависел.
— Надеюсь, ты прав. Я желаю ей счастья. Они собираются пожениться в июне.
Мэтью съел еще один орешек и кусочек «Райвиты». Мишель уже давно научилась не смотреть на него. Он пригубил сок.