Дневник войны со свиньями - Адольфо Биой Касарес

– С приятельницами твоей супруги?

Опять послышалось рычание.

– У тебя что, в соседней комнате лев сидит?

– Это бедняжка Исидорито, он спит.

– Приятельницы супруги оказались первыми из всех доступных женщин. Но вот тайна человеческой природы: я почему-то потерял интерес к женщинам. В чем причина? Отсутствие практики или, если угодно, отсутствие новизны. Зато приобрел вкус к капиталу, мне захотелось увеличить количество моей собственности.

– Одной квартиры тебе мало?

– Я задумался над тем, что получит Нестор, мой сынок, после уплаты налога на наследство.

– Поистине похоронная мысль, – сказал Видаль, подражая Джими.

– Да нет, вполне естественная. Ты скажешь, что после стольких лишений другой на моем месте предпочел бы спокойную жизнь. Но я, едва заплатив взносы за одну квартиру, ввязался в покупку еще одной. Вот этим и занимаюсь, да еще с каким азартом. Но поговорим серьезно: почему ты не хочешь пойти с нами на «Ривер»?

– Бедняга твой сын. Стал нянькой при стариках.

– Когда ты поймешь, что ты не старик? К тому же знаешь, мой сын сказал, что он тебя приглашает.

– В котором часу идете?

– В двенадцать.

– Хорошо. Но если я к двенадцати не приду, не ждите меня.

– Постарайся прийти. Тебе надо сменить обстановку.

Исидорито все еще спал. Видаль, не то чтобы проголодавшись, а просто чтобы дать мальчику выспаться, сам приготовил себе легкий второй завтрак: крутое яйцо («Потом почувствую боль в боку. Последняя новость», – сказал он себе.), гренки, немного сыра «Чубук», айвовый джем, стаканчик вина. Быстро поел, накинул на плечи пончо, глянул на часы. Если не терять ни минуты, он их еще застанет.

Увидев Нелиду в прихожей, он подумал, что девушке не нужно стараться наряжаться, как Антонии и другим. Слегка приодевшись для выхода, она уже была чудо как хороша. Видаль пытался найти подходящие слова, чтобы выразить свое впечатление, но из боязни, что это будет воспринято как заигрыванье, заговорил о погоде – мол, все так же холодно.

– А мне кажется, чуть-чуть потеплело, – возразила Нелида.

– Да ведь бабье лето.

Прихрамывая, подошел к ним управляющий, любезно поздоровался и, пусть мимоходом, принял участие в беседе.

– Верно сказано. В этом году холода на Святого Иоанна подзадержались.

– Чего уж тут говорить, – подтвердил Видаль. – Я до костей промерз.

Управляющий, словно разговаривая сам с собой, пробормотал:

– Такое бабье лето – чистое свинство: сырость, насморк, грипп.

Когда управляющий ушел, Видаль спросил:

– Что это с ним стряслось?

– А что именно?

– Совсем другой человек. По-прежнему хмурый, хромает, но какой-то притихший.

– Что вы хотите, его же поколотили палками.

– Наконец-то ему досталось по заслугам. И здорово его отдубасили?

– Еще как! В этой же прихожей! Вы не слышали шума?

– Ах да. Сейчас вспоминаю. Как-то утром.

– В полдень.

– Да, да, в полдень, в четверг. – Тут он подумал, что Нелида слишком хороша, чтобы с нею говорить об управляющем, и спросил: – Что вы тут делаете, такая нарядная, у входа в дом?

Он хотел сказать любезность, но получилось как-то неловко, вопрос прозвучал бесцеремонно.

– Жду моего жениха, – ответила Нелида.

Эта фраза установила между ними дистанцию. Видаль улыбнулся, посмотрел на нее грустными глазами и, покачав головой, пошел прочь. Он подумал, что довольно нелепо ему, зрелому мужчине, волноваться из-за желания поухаживать за девчонкой, но волноваться из-за того, что сказал ей пару невинных фраз, – это и вовсе непростительно. Пытаясь овладеть собой, он оглянулся вокруг, будто что-то искал, и тихо проговорил: «Нестор не преувеличивал. Утро великолепное». Он шел, огибая контейнеры для мусора, выставленные вдоль улицы двумя длинными параллельными рядами. Если они такие давние друзья с Нестором, почему же он до сегодняшнего дня его как следует не знал? Может, он невнимателен к окружающим? «Конечно, любопытным меня не назовешь, а говорят ведь, что без любопытства не бывает открытий, однако все любопытные, охочие задавать вопросы, каких я знал, – это глупые люди». Оказалось, что Нестор – человек, способный распознать истину и в простых словах ее изложить. После его рассказа о привлекательности денег, с подшучиваньем над самим собой, можно ли его не оценить? Вот толкуют много об одиночестве, но ведь, имея друзей, ты не одинок.

На углу, рядом с тротуаром, он увидел тележку сборщика бутылок, нагруженную бутылками и старыми газетами. На стоящем в ней ящике он прочитал надпись: «Сбор утильсырья». Пока он неторопливо размышлял о том, что благодаря городским властям известно место каждого человека и его занятие, он вдруг услышал у стены слева от себя, где-то на высоте не более двух метров, звук, который он сразу же определил как взрыв. Еще не успев оправиться от минутного замешательства, он увидел, как человек у тележки, без какой-либо провокации с его стороны и с явно уточненным прицелом, бросает в него вторую бутылку. Ощутив на лице движение воздуха от брошенного предмета, он окинул взглядом трех-четырех случайно стоявших поблизости людей – один собирался перейти улицу и остановился, другие беседовали в подъезде жилого дома – и в этот кратчайший миг уловил на лице у всех у них жестокое выражение охотника, готовящегося к нападению на добычу. Инстинктивно он повернулся и кинулся наутек. И тут с удивлением обнаружил, что быстро устает – хотя в юности в «Спортиво Палермо» отличался в беге на короткие дистанции – и что, к своему ужасу, бежит все медленней и медленней. Все вместе взятое – беспричинное нападение, усталость как признак неожиданного физического одряхления, тяжесть в ногах, испугавшая его почти так же, как нападение, – сильно его встревожило. Нелида, все еще стоявшая в дверях, протянула руки, чтобы его поддержать.

– Что случилось, Исидро? – спросила она.

Он вдруг заколебался. Связано ли его удрученное состояние с этим происшествием? И если он начнет объяснять, как избежать того, что Нелида может подумать, а возможно, и сказать: «Есть из-за чего тревожиться!» Не окажется ли он в положении мальчишки, испытавшего страх, а потом преувеличившего опасность, чтобы скрыть свою робость? Да, теперь он уже не тот, что прежде. Драчуном он никогда не был, но также не был трусом. Второй раз за эту неделю он возвращается домой с помощью этой девушки. Раньше с ним такого не бывало. Нет, он промолчит. Что еще ему остается? Но если Нелида будет настойчиво спрашивать, до каких пор он сумеет молчать? Чем дольше медлить с ответом, тем менее убедительным покажется признание и возрастет ее недоверие.