Парашют-убийца - Сергей Зверев

Мигель Мендоза выглядел тем не менее благородно. И первое впечатление о нем могло бы быть весьма положительным. Но, как это иногда случается, в реальности все оказывается совсем по-другому. Мендоза был начисто лишен совести и жалости. О его жестокости ходили легенды. Особенно страшными они были там, где люди Мендозы проявили себя в действии. Сожженные деревни, десятки трупов: Но, похоже, этот страшный груз не тяготил колумбийца, его интересовали прежде всего денежные знаки. Получив очередную сумму за «качественно выполненную работу», Мендоза не терзался кровавыми сновидениями. Он предпочитал думать о том времени, когда ему можно будет уйти на покой и наслаждаться спокойной, размеренной жизнью. Мигель был твердо уверен, что ее заслужил.

До осуществления мечты, правда, было всегда далеко, поэтому приходилось выполнять самые разные задания, не гнушаясь любыми заказами. Мендоза и его люди, маскирующиеся под приверженцев Че Гевары, действовали в Колумбии, Венесуэле, Бразилии, так что черной работы хватало. Но Мендоза ожидал СЛУЧАЯ. Того самого, когда можно сорвать главный в жизни куш. И вот вроде этот шанс ему наконец предоставляла судьба…

Над агрогородком, да и над всей этой территорией возвышалась заснеженная вершина пика Боливара – одного из символов страны, растиражированного на миллионах фото. Правда, оба наблюдателя были к этой красоте совершенно равнодушны – у них имелись дела поважнее.

– Работают, – хмыкнул Мендоза, передавая бинокль штатовцу, – трудятся в поте лица на родной земле. Добывают хлеб насущный.

– Послушай, а тебе никогда не хотелось быть просто человеком? – ехидно поинтересовался штатовец. – Не убивать, а заниматься трудом своих собственных рук?

– Нет уж, увольте. Да и у вас вроде мозолей на руках я не вижу, – парировал колумбиец, – я-то вырос не в лучших домах, а вот вы, мистер, явно за свою жизнь лопаты в руках не держали. Оно и понятно – университеты, академии и прочее. Не так, что ли?

Мендоза был не столь уж далек от истины. Куперу, как человеку опытному, приходилось по долгу службы заниматься самыми разными вещами, но о подобной работе, дающей хлеб, понятно, говорить не приходилось.

– Ладно, шутки шутками, но давай перейдем к делу, – нервно дернул плечом ЦРУшник, видя, что его «коллега» остер и на язык, – мы сюда не в игрушки играть заявились.

– Я всегда был за это. Время – дорогой товар, особенно для меня.

– Что я могу сказать? Все здесь выглядит просто идеально для нас. И госпиталь этот как по заказу, – прокомментировал Купер, прильнув к линзам оптики.

– Значит, давайте определяться, – отогнал назойливо жужжавшую осу колумбиец. – Это точно тут? Чтобы не было потом накладок…

– Информация, как говорится, из надежных источников. Ближайшее окружение, – подтвердил Купер, – можешь не сомневаться.

– Сомневаться я должен, – проворчал Мендоза, – моя работа требует точности. Каждая деталь должна быть выверена.

«Работа! – презрительно подумал Купер. – И это он называет работой! Головорез каких свет еще не видел. Да, вот у меня работа – связываться со всякими отбросами типа тебя. С тобой поговоришь, так потом хочется рот прополоскать. Мразь!»

Вслух он этого, понятно, не сказал. С кем только ему не доводилось встречаться, договориваться, пожимать руку! Иногда просто воротит от всякого быдла. Но работа есть работа, и тут уж ничего не попишешь.

– Все-таки охрана… – продолжал колумбиец, взвешивая все самым тщательным образом. – Одно дело – застрелить слишком много возомнившего о себе сельского учителя, пускай даже деревню ликвидировать, а здесь дело непростое.

– Этот персонаж любит корчить из себя эдакого Аль-Рашида. Здесь он бывает без охраны, безо всякого предупреждения, – пояснил ЦРУшник, – ему тоже шум не нужен.

– А если истребители сопровождения, коммандос, спецназ? – не успокаиваясь, Мендоза желал свести риск к минимуму.

– Исключено. Я же говорю: информация проверена неоднократно. Над этим работают профессионалы. И вообще, за тот аванс, который ты получил, можно половину страны перестрелять! – повысил голос Купер. – А тебе в этого полковника-президента даже стрелять не надо. За тебя уже все придумали, так что тебе остается фактически роль статиста.

– Ничего себе. Я тут буду жизнью рисковать: Статиста! – ворчал колумбиец. – Значит, завтра?

– Скорее всего, рано утром, – кивнул ЦРУшник.

Изобразив на тонких губах улыбку, он похлопал по плечу Мендозу:

– При всех наших мелких разногласиях нас объединяет одно – мы оба не любим Венесуэлу, не так ли?

Мендоза поморщился, будто ему в рот попало что-то горькое:

– При чем тут «любим – не любим»? Это у вас там в Вашингтоне можно кого-то любить или нет. У вас всегда есть выбор. Политические расклады, союзники, стратегия и прочая хрень. А мне по большому счету плевать на все это! Мне никто денежки просто так не платит. Так что будь это Венесуэла, Колумбия, да хоть Антарктида – давайте наличные и тогда будем разбираться!

«Мразь, – улыбаясь и кивая головой, брезгливо думал Купер, – расходный материал…»

– Не надо нам никуда идти! Все сюда и так принесут, – сказал Батяня. – Я устал, а перед ответственным делом лучше посидеть в тишине и спокойствии.

– Можно и здесь, – кивнул инженер.

Оба российских гостя находились в гостинице, в номере Пушкарева. Батяня совершенно не горел желанием куда-то идти, поэтому было решено ужинать в номере.

Оба россиянина вышли на балкон. Батяня оперся на перила, перед ними открывался великолепный вид на столицу Венесуэлы. Улицы, кварталы, небоскребы и маленькие домики – все это лежало внизу как на ладони. Заходящее солнце освещало вечерними лучами панораму Каракаса. Достав из кармана портсигар, Лавров закурил, неторопливо выпуская дым.

– А зачем тебе портсигар, майор? – задал вопрос инженер. – Таскать с собой лишний груз… Пачку докурил и выбросил, а тут – металл. Тем более, как я вижу, портсигар у тебя самый простецкий. Я понимаю, если бы это была дорогая вещь, серебряная и так далее…

– Ничего, своя ноша не тянет, – хмыкнул Лавров, – а для меня он как раз необходим. Это ты живешь тихо и размеренно, а у меня, знаешь, неизвестно, как пройдет следующий день. На учениях, кстати, очень удобно – сигареты не промокнут и не помнутся. Когда под проливным дождем целый день бродишь по болотам, то здесь уж от пачки мало что останется.

– Ну, если так, то конечно… – подумав, согласился инженер.

Он, судя по всему, думал уже о чем-то другом. Внизу, под окнами, дребезжа, проехал старый, разбитый грузовик, нещадно сигналя игравшей у самой дороги детворе.

– Я вот думаю о завтрашнем дне, – протянул Пушкарев, – как оно там все пройдет?

– Да уж как-нибудь вопрос разрешится.

– Ты уверен, что парашют раскроется?